ответственности за дальнейшую судьбу граждан: продовольственный паек в целях неоправданной расчетом экономии давали только занятым на работах по восстановлению инфраструктуры, и значительная часть людей, желавших жить независимо, вернувшись на свою родину, оказалась за пределами поля деятельности слабой еще системы органов социальной защиты.
Первым симптомом будущего кризиса явилось дружное нежелание руководства эвакуационных лагерей, расположенных за пределами Подмосковья, подчиняться воле правительства. Этот важный признак остался недооцененным и послужил лишь ненужному успокоению чиновников, посчитавших, что так им будет только легче справиться с управлением ситуацией. В результате половина уцелевшего населения страны осталась вне его контроля, и попала под влияние мародеров.
Следовало действовать ровным счетом наоборот: буквально «вести за ручку» каждого до момента достижения им устойчивой бытовой определенности. Этого не было сделано и множество людей оказалось на обочине жизни — как будто за ее «бортом». Так случилось оттого, что деятельность правительства была вынужденно «зациклена» на столице и ответственные чиновники даже не собирались выезжать в провинцию для налаживания там порядка. Понятное дело: едва успели опомниться от большой беды.
Трагизм ошибки, которую совершило правительство, расформировав боеспособные войска, станет ясен уже вскоре и тогда будет поздно «отрабатывать» ситуацию назад. А пока люди с воодушевлением занимались восстановлением прежней устроенной жизни.
Поскольку от убежищ до Москвы было далеко, а пригодного для перевозок рабочих транспорта и горючего для него не хватало, то хотя бы небольшую часть людей удалось разместить в летних палаточных лагерях на окраинах столицы. Остальным приходилось пешими колоннами ходить на работу в город и к вечеру так же возвращаться обратно. На улицах работали армейские полевые кухни, воду привозили в автоцистернах.
Кроме работ по расчистке городских дорог и улиц самым важным было восстановление магистрального водоснабжения и электроподачи. Если монтаж водопроводных труб можно было производить с помощью автогенной сварки, то ни один насос не мог работать без электричества — на ремонт городских ТЭЦ и ближних к городу ГРЭС отправились специализированные бригады ремонтников.
Задача по восстановлению узлов энергоснабжения была чрезвычайно сложной, поскольку все сооружения сильно пострадали от землетрясений и мороза, однако к концу лета удалось наладить работу агрегатов двух средней величины энергоблоков. Появление электричества стало первой серьезной победой над разрухой: от этих электростанций запитывались станки ближних механических заводов, что обеспечивало начало восстановления длинной цепи преемственных технологических процессов. Уже на первых подключенных к электросети предприятиях можно было ремонтировать разнообразное оборудование, и это давало возможность запускать в работу все новые и новые звенья существовавших прежде производственных технологий. На следующий год можно было начинать ремонт и строительство капитального жилья, хотя грядущую зиму планировали переживать в прежних условиях.
О сельскохозяйственном производстве еще не думали, однако прогноз синоптиков на будущий сезон позволял надеяться, что с новой весны удастся заняться земледелием и животноводством, пусть и в небольших поначалу масштабах. Семена и животных для этой цели, конечно же, сохранили, а технику, помещения для скота и земледельческие площади надеялись подготовить к посевной кампании. Главным тут было начать, а дальше, как говорится — «само пойдет»!
Жизнь постепенно налаживалась, радость светилась на лицах людей. Горе было не за горами, но о нем еще никто не догадывался: оно придет внезапно уже в самом начале зимы, до которой пока было далеко.
Выехавшая из Тулы в последней декаде летнего теперь месяца декабря (июня по-новому), группа Орлова добралась до Москвы нескоро, хотя в прежние времена можно было доехать до нее за полдня: на их пути произошло немало злоключений.
Уже километрах в двадцати от города машина уперлась в какую-то реку, мост через которую смыло паводком. Видно было, что раньше эта речка не представляла никакого серьезного препятствия; о таких говорят — «воробью по колено», но теперь ее ложе было покрыто слоем льда толщиной в три-четыре метра, а сверху него бурным потоком бежала талая вода. Соваться через лед было опасно: вдруг под ним пустота!
Мужчины походили немного вокруг моста в поисках брода, ничего подходящего не нашли. Павел поднял с земли дорожный указатель с надписью «р. Вашана», вполголоса произнес:
— Вот какая ты, Вашана — ни ваша, ни наша!..
Только уселись «перекурить это дело», как из небольшого леска метрах в трехстах от них застрочили два автомата и пули смачно зашлепали вокруг ребят.
— В машину! — крикнул сорвавшийся с места Орлов. — Леха, давай напрямую!
Взревев, «уазик» тяжело проскребся по льду и с натугой вылез на другой берег. Из прицепа что-то выпало, да было не до того — лишь бы уйти!
Машина нырнула за дорожную насыпь, став невидимой для стрелявших, и набрала скорость; изнутри салона видны были две пробоины в ее борту. Пули, к счастью, никого не задели и увязли в мешке с крупой, струйками сыпавшейся из маленьких дырочек.
Когда лесок скрылся из виду, остановились и заткнули отверстия тряпками; просыпавшуюся крупу собрали в платок девочки.
— Ну, ты гляди, что творится: шагу не ступишь — везде стреляют! — возмущался Леха. — Откуда они повылазили-то?.. Как еще в бункере нас не достали — мы же ведь и не таились!
Александр задумчиво отвечал:
— Да-а, не одни мы выжили!.. Они жрать хотят, вот и лезут везде. По-моему, Леша, они от частей отбились и «шарашатся» теперь, где ни попадя.
— Ясен дух — дезертиры!
— Но как же они выжили?
— Да по подвалам сидели, как и мы! «Жрачка» кончилась, и пошли блукать.
— А в Москву не идут. Невдомек им: там бы к делу пристроились.
— Ну кому, Саня, охота под начальство? Казачья вольница — это дело такое!.. Гуляй да лохов «бомби» — сам себе хозяин.
— Что верно, то верно! Много же, видать, вы — эмчеэсники, еды не успели собрать: эти «черти» почти три года в подвалах отсидели, как и мы с тобой.
— Ой, да от еды тогда все ломилось!.. Полно всего было: мы грузовиками отправляли.
— Зато мы в отступлении голодухи нахлебались.
— А не хрен было отступать! Воевали бы нормально, так и мы бы вас досыта кормили. Я, Саша, раньше слушать не мог, как старые липовые фронтовики хвалились: мы!.. воевали! Да кто по-настоящему воевал — все в сорок первом году так и остались! А эти в тылу ошивались, зад свой обороняли.
— Ты тоже в тылу был.
— А я-то что?.. Где приказали, там и был. Думаешь, на фронте сплоховал бы? Не надо «грязи»!
— Ну, не знаю, не знаю…
— Хорьков — боец надежный, ты не думай!
— Да я верю! Стреляешь хорошо. Это ж ты двоих тогда подбил?
— А то, кто?.. Ну, вы с Пашкой тоже попали.
— Паша молодец: спокойный, не суетится. Гранатометчики — мужики серьезные!..
Помолчали, закурили; дымок легко выносило в форточку. Лешка спросил Александра:
— А ты че стрелял тот раз — ты же гуманист?..
— Да брось ты!
— Демократы все «екнутые»: круть, верть — то так, то этак! На одном месте не уе… это… не «упечешь» — перетаскивать надо.
— Спокойней, дети здесь!..
— Ладно, ладно.
— Че это я вдруг демократ-то?
— А кто же? Ты за Ельцина, за Горбачева был — помнишь, разговаривали?
