местности. Единственный человек на много миль вокруг, которого они встретили, был старик, собиравший хворост.
Они оставили позади Мэндин Хиллс, перешли через долину и, наконец, добрались до возвышенности. Оттуда открывалась широкая панорама на запад — на Бристоль, долину Эйвон и Бристольский канал.
Далеко от них в Хангройде и Кингройде корабли причаливали к берегу или уходили в море, но в портах Бристоля суда стояли, уткнув носы в прибрежную отмель. Здесь давно ждали прилива. А, как известно, приливы в Бристоле такие же непостоянные, как и отливы. Они бродили по городу, переходили из одной таверны в другую и слушали разговоры моряков о своих кораблях. После долгого сухопутного путешествия Фил снова почувствовал себя дома. Они вышли на площадь, где располагалось штрафное место, куда сажали провинившихся.
Сейчас там сидел человек в кандалах. Это зрелище порадовало Фила. Он был не настолько стар, чтобы не увидеть нечто комичное в этом. Он остановился и ухмыльнулся, глядя на беднягу. Собравшиеся вокруг мальчишки потешались над ним. Он мог лишь недовольно от них отмахиваться. Мартин тоже увидел человека в кандалах, присмотрелся к нему повнимательнее и быстро отвернулся. Он резко схватил Фила за руку и хрипло зашептал ему:
— Пойдем, мы не должны здесь показываться. Надо уходить как можно быстрее.
— К чему такая спешка? — недоуменно поинтересовался Фил. — Отличное зрелище. Давай постоим немного. Кто знает, может, когда-нибудь и нас также закуют, а этот самый бродяга от души посмеется над нами. Каждому свой черед. И это справедливо. Давай же постоим, пока наша очередь.
Он ждал, что ответит Мартин.
— Дурак! — зашипел Мартин. — Если мы останемся, нас повесят.
И Мартин со всех ног помчался в ту сторону, откуда они пришли. Филу не хотелось оставаться одному, после того, как они вместе совершили такой долгий путь. Он бросился за ним, съедаемый любопытством.
— Если верить поговорке, — кричал он вдогонку Мартину, — то грех начинается с чесотки, а заканчивается шрамами. Посмотреть на твои шрамы, которые у тебя в избытке, так они все чешутся.
— Замолчи, дурак! — взревел Мартин. — Тихо! Или я перережу тебе горло и вырву твой язык. Клянусь, я уже чувствую, что-то подстегивает меня сделать это. Это что-то расползается по мне, как лишай.
Он опять припустился бежать прочь из города. Несмотря на большой вес и неповоротливость Мартина, Фил так и не смог его обогнать.
— Эти странные разговоры о веревках и виселице. Они жужжат у меня в голове, как пчела в улье. Похоже, это действительно тебя задевает. Я в жизни не видел, чтобы такой толстяк, как ты, бегал бы быстрее. Ты так припустил, что ни одна кобыла за тобой не угонится.
— Смейся, смейся! Ты бы остановился, чтобы поглазеть по сторонам, когда за тобой по пятам уже гонится палач с веревкой?
— Да объясни же, какое отношение имеет этот бродяга в кандалах к палачу? К чему все эти бессмысленные гонки?
— Ты просто болван. Ты никогда не видел, как пляшет человек в воздухе? От этого зрелища перехватывает дыхание и холодно в желудке.
— Без причины не вешают.
— Причина? Любой человек, говорят они, может привлечь для своей защиты закон, логику и адвоката. Это верно — насчет закона. Но я видел, как один ученый человек в парике собственными руками надевал петлю на шею какому-то бедняге.
Они уже выдохлись и шли по дороге, тяжело дыша. Разговаривая, они вышли из города и спустились в долину. Мартин ни за что не хотел останавливаться, чтобы передохнуть, до тех пор, пока они не дошли до того места, откуда им впервые открылся вид на Бристоль. Они посмотрели назад — на дома, на реку, на корабли. Мартин постепенно восстанавливал дыхание. Он вытер пот со лба и присел перевести дух.
— Нам нужно идти в Байдфорд, — сказал он. Будет лучше, если мы не станем сворачивать с прямой дороги.
— Я не собираюсь идти дальше, — ответил Фил, оглядываясь назад. — В Бристоле больше судов, готовых сняться с якоря, чем в Байдфорде. Есть, из чего выбирать.
Мартин поперхнулся:
— Нет, я и слышать об этом не хочу. Пророк Даниил тоже угодил прямо в логово ко льву.
Он тяжело вздохнул и представил, что ему предстоит долгий путь через Сомерсет и Девон. Он был тучный, ленивый и неповоротливый, и идти ему было тяжело. Но вернуться назад он наотрез отказался, хоть и не объяснил почему. Филу же было все равно, куда идти, хоть он и не питал к Мартину особой привязанности. Он был молод, мир казался бескрайним, а в Англии стояла весна.
Итак, они повернули в сторону гор. Лучи заходящего солнца окрасили их в голубые и алые тона. Пастухи, которые живут в горах, знают они это или нет, живут в большей роскоши, чем иной король. Путникам предстояло пересечь суровые земли Сомерсета. Они прошли мимо рудников и направились к Уэльсу. Когда они проходили через город, то на пути им попалась виселица. Это зрелище настолько поразило Мартина, что он шел не останавливаясь и не разговаривая до тех пор, пока этот величественный знак закона не остался в доброй миле позади них.
Они проходили через Гластонбэри, где по преданию покоятся тела Иосифа, короля Артура и короля Эдгара. Потом проходили через Брвджвоутер, где к их удивлению обнаружили стотонный корабль. Когда они были в Дуивертоне, то попали на базарный день. По каменному мосту перешли через Дансбрук и оказались в Девоне.
Они шли через горы и ущелья, через леса и равнины и к концу седьмого дня пути переправились через реку Тау близ Барнстаполя. Время от времени они сбивались с пути. Моряк на суше — все равно, что хромая лошадь на ухабистой дороге. Они опять направились прямо и дошли почти до Торрингтона, прежде чем поняли, что ошиблись. Тогда спустились в долину Торридж.
Но все когда-нибудь кончается. В один прекрасный день они перешли через старинный мост с готическими арками и попали в шумный и многолюдный Байдфорд.
Прямо от реки, вверх, вела улица. Здесь располагалось здание таможни и большой порт. В порту бойко загружались и разгружались корабли. Фил сразу же устремился туда, но Мартин остановил его и покачал головой. Они свернули в сторону от реки и пошли по длинной улице, на которой стояли дома процветающих торговцев. И здесь Мартин тоже не захотел остановиться, как будто боялся увидеть знакомое лицо.
На город медленно спускалась ночь. Темными переулками они вышли к какому-то дому. Сквозь решетчатые окна пробивался тусклый свет.
Они встали на пороге под выступающим навесом, который защищал крыльцо от дождя. Мартин тихонько постучал. Ответа не последовало. Внутри не было слышно ни звука, но дверь приоткрылась будто сама собой.
— Кто там? — раздался женский старческий голос. — Здесь так темно, что я не разберу твоего лица.
— У тебя глаза ослепли. Подойди, открой дверь и дай нам войти.
— Твой голос мне знаком, но я не знаю тебя. Кто ты?
— Мы двое честных людей.
— Что? Двое честных людей? И что же, скажи на милость, честные люди делают здесь?
— Да, удар прямо в точку! Ты, старая мерзавка, не пустишь в дом Мартина Барвика?
— Так это ты? Я так и знала. Заходи, не дожидайся пока караульные тебя схватят. Ты полный дурак, что стоишь здесь и распеваешь на все лады. Хотя ничего другого от тебя и ожидать нельзя. У тебя всегда был длинный язык, в отличие от мозгов. Кто там с тобой?
— Не валяй дурака, старая мерзавка, открывай нам. Он один из нас, хотя и родился в Лондоне.
— Один из нас, говоришь? Заходи и располагайся, молодой господин. Мамаша Тейлор рада приветствовать тебя. Один из нас? Какая досада, что в порту осталось так мало настоящих джентльменов.
— Где Старик?
— Он давно в море. — Она закрыла за ними дверь. Все трое стояли в темном проходе.
— Деньги есть?
