– Ради Бога, потише, ты разбудишь весь дом, – вспылила Кейт. Она достаточно долго прожила с Мелани, перенесла немало вспышек ее недовольства и не желала покорно сносить ее капризы, особенно посреди ночи. Раздосадованная, она поставила флакон на комод с зеркалом, сделав вид, что уходит. – Сейчас очень поздно, к тому же завтра тяжелый день.
– Ты возьмешь напиток с собой! – повелительно заявила Мелани и, схватив флакон, принялась размахивать им, словно оружием.
– Как ты смеешь указывать мне таким тоном?
– Если ты не захватишь его с собой, то я не ручаюсь за себя, я… я…
В этот момент она уже не задумывалась, насколько предосудительно ее поведение, и, повинуясь только своей безрассудной прихоти, была готова на какой угодно отчаянный поступок.
– Что ж, очень жаль, – проворчала Кейт. – Давай его сюда.
Она сделала шаг навстречу Мелани и взяла у нее флакон. Хотя глаза Мелани еще сердито сверкали, в них явно проблескивало торжество от сознания своей власти над Кейт.
Стиснув зубы, Кейт удалилась из спальни, закрыв за собой дверь. Их хозяйка, леди Памела, очаровательная мачеха лорда Стамфорда, явно не испытывала нужды в деньгах: на этаже горела лампа, освещая путь. Кейт медленно и тяжело подошла к лестнице, ведущей в ее комнату. Как же она устала, измоталась и от поездки в Лондон, и от отношения к ней Регины и Мелани! На третьей ступеньке Кейт, вздохнув, спрятала лицо в ладонях.
Впрочем, торопиться ей было некуда и не к чему. Ее чистая, опрятная комнатка содержала все необходимое, хотя меблирована она была довольно скудно и скромно, да и располагалась в самом конце коридора. Изолированное расположение спальни только усугубляло чувство одиночества, которое Кейт с недавних пор начала остро испытывать.
Но по крайней мере ей не придется больше ютиться вместе с остальной прислугой на чердаке. С тех пор как она осиротела в восемь лет, ей довелось испытать немало унижений, но последнее сильнее всего уязвляло ее гордость.
Как давно это было! Тогда ее отец был хозяином графства Донкастер. Кейт еще помнила те незабвенные благодатные времена всеобщего поклонения. Когда же он скончался, его титул вместе со всем состоянием унаследовал Кристофер, сын Регины.
Неужели она действительно дочь графа? И ее мать была самой красивой женщиной в Англии? Неужто она жила когда-то словно принцесса? Или все это происходило лишь в странном и причудливом сне?
Мать Кейт вышла замуж очень молодой. В замужестве она была несчастлива и безутешна и в конце концов сбежала в Италию с любовником. Ее отец не пережил позора и покончил с собой, не позаботившись о Кейт; он не выделил ей приданого и даже не назначил опекуна, который защищал бы интересы маленькой девочки.
Когда прошел шок от случившегося, в Донкастер прибыла Регина, полная решимости захватить в свои руки бразды правления имением. В течение нескольких коротких недель ее хилый муж вступил в права владения графской землей и состоянием. Однако он скоро и очень вовремя умер, его жена стала вдовой, а ее крошка сын – новым лордом. С тех пор Регина получила неограниченную власть в Донкастере, она железной рукой правила в графских владениях, держа в узде и страхе всякого, кто осмеливался перечить ей.
Регина никогда не упускала возможности напомнить Кейт о том, что она стала всем надоевшей докучливой обузой, что ее себялюбивые родители не захотели видеть ее богатой и счастливой и бросили на произвол судьбы. Регина постоянно разглагольствовала о том, какими убогими и сумасшедшими были ее отец и мать, что теперь их золотушная кровь течет в жилах Кейт. Она так часто и так громко бранилась по поводу и без повода, что Кейт стала слишком болезненно принимать это к сердцу и редко называла себя полным именем, чтобы как можно меньше людей знало об ее ужасном происхождении и не осуждало ее.
В коридоре на стене висело зеркало. Кейт задержалась напротив него, чтобы рассмотреть свое отражение. При тусклом свете лампы ей никак нельзя было дать ее двадцать пять лет. У нее были роскошные густые темно-рыжие, отливающие медью волосы. Регина утверждала, что это волосы ведьмы, что такой цвет, признак неуправляемости, принес гибель матери Кейт. Из-за боязни, что это будет сочтено проявлением пагубных наклонностей, Кейт стремилась прятать волосы под шляпками и капорами.
В полумраке ее зеленые глаза блестели и лучились светом, а ее красота стала более заметной и волнующей. Кейт разглядывала свое отражение как образ женщины, которой она стремилась стать, а вовсе не той, какой она была на самом деле.
Посмотрев вниз, она внимательно оглядела флакон в своих руках.
– Любовный напиток, – тихо произнесла она. – Что же потом?
Довольно рано она убедилась, насколько глупо предаваться пылким мечтаниям. Здесь сыграл роль и пример ее родителей: неуемные желания, вырвавшиеся на волю, привели к несчастью и трагедии. Поэтому Кейт не собиралась попустительствовать Мелани в ее безумной затее.
Кейт сняла крышку с флакона с намерением вылить его содержимое в цветочный горшок, но под влиянием невесть откуда взявшегося желания – из озорства, из прихоти или от скуки – передумала. Вместо этого она подняла флакон и выпила его содержимое.
Странно, но напиток по вкусу не походил на вино, как она предполагала, от него пахло землей, его привкус был более сладким и душистым, как будто он был сварен из цветов и мяты. Кейт несколько раз коснулась нёба кончиком языка, затем облизала губы. Неужели это все?
Внезапно она услышала шум прибоя, будто океанские волны с грохотом бились о берег. Кейт стало жарко, она развязала пояс на халате, его полы распахнулись, но она не почувствовала облегчения. Она словно вся кипела изнутри. Кейт расстегнула пуговицы на ночной сорочке и рванула за ворот, желая, чтобы ее обдуло воздухом. Ткань сорочки казалась горячей, колючей и натирала ей кожу.
Хотя на дворе стоял приятный июньский вечер и в доме не топили, ей хотелось сбросить с себя всю одежду и бежать нагишом неведомо куда. Она словно опьянела. Кейт тихо рассмеялась при этом сравнении.
Ее волосы давили тяжелой копной, длинная скрученная коса будто стягивала кожу на голове. Кейт
