пытка. Вас привязывают к машине, машина начинает сгибать старую и новую ноги одновременно. Новая сопротивляется.
Мэригей находилась в соседней секции. Ей приходилось даже труднее – по вечерам она выглядела совсем измученной, когда мы вместе выходили на крышу подышать воздухом.
Шли дни за днями, и упражнения постепенно перестали быть такими мучительными. Мы начали каждый погожий день купаться по часу – пляж охранялся силовым барьером. Я еще хромал, но в воде чувствовал себя уже совсем здоровым.
С силовым барьером, охранявшим водное пространство пляжа, было связано местное развлечение – единственное для наших притупившихся на войне чувств.
Каждый раз, когда садится корабль, поле выключают на долю секунды, иначе корабль отрикошетирует. Каждый раз внутрь проникает какое-нибудь морское существо. А в океане хищники гораздо проворнее сухопутных.
Хозяином местных вод было уродливое существо, местные жители называли его – оригинальная выдумка – акулой. На самом деле оно могло скушать пару земных акул только на завтрак. На этот раз внутрь прорвалась особь средних размеров. Уже несколько суток эта акула бродила вдоль границы поля, привлекаемая сгустками протеина по ту его сторону. К счастью, за две минуты до выключения поля дается сирена, и все успевают выбраться на берег. И на этот раз акула с бесплодной яростью едва не выскочила на сушу – в воде уже никого не было.
Существо это было двенадцати метров в длину, с острым как бритва хвостом и коллекцией клыков в руку длиной. Глаза, большие желтые шары, помещались на длинных стеблях, выносивших их вперед головы. В широко раскрытой пасти спокойно мог стоять человек. Хорошенькое получилось бы фото – на память наследникам.
Просто выключить поле и дать акуле уплыть было невозможно. Курортный комитет организовал охоту.
Я не слишком спешил превратиться в закуску для гигантской рыбы, но Мэригей выросла во Флориде и в детстве увлекалась подводной охотой. Она горела энтузиазмом. Я тоже присоединился – когда узнал, как все делается. Мне показалось, что это совсем безопасно.
Эти акулы, как считается, никогда не нападают на людей в лодках. Два человека, выказавшие больше веры, чем я, в рассказы рыбаков, подъехали на лодке к границе поля и швырнули за борт кусок мяса. Акула была тут как тут. Это было сигналом для нас – начиналась потеха. Мы, двадцать три дурака, ждали на берегу. Уже облаченные в маски, ласты и респираторы, у каждого – копье. Копья были солидные, на реактивной тяге и со взрывающейся боеголовкой. Мы плюхнулись в воду и поплыли к наедающейся рыбине, развернувшись фалангой. Она нас заметила, но сначала не атаковала. Она попыталась припрятать свой завтрак, чтобы один из нас под шумок не утащил его, наверное. Но всякий раз натыкалась на стену поля. Видно, скотина здорово напугалась. Наконец акула бросила мясо, развернулась и кинулась на нас. Вот это да! Секунду назад она была величиной с ваш палец, и вот уже она была рядом и приближается все быстрее.
Наверное, около десятка копий попало в цель, я промазал, и они разорвали рыбину в клочья. Но даже после того как ей снесло половину головы, когда внутренности вывалились наружу и волочились за ней в клубах крови, акула все-таки врезалась в нашу фалангу и челюсти сомкнулись вокруг одной женщины. Акула отгрызла ей ноги и потом только умерла.
Едва живую, мы вынесли несчастную женщину на берег, где ее уже ждали врачи. Влив ей полную меру кровезаменителя и препарата «антишок», «Скорая помощь» помчала пострадавшую в госпиталь. Ей предстояло пережить агонию выращивания новых ног. Я решил, что пусть лучше на рыбу охотится другая рыба.
После того как терапия перестала быть мучением, наша жизнь в Преддверии стала довольно приятной. Никакой тебе военной дисциплины. Но было ясно одно – мы по-прежнему находились на службе, никто не собирался отправить нас на заслуженный отдых, и сознание этого омрачало нашу жизнь. Мы были машинами, нас латали и приводили в порядок, чтобы снова бросить в ад. Нам с Мэригей предстояло отслужить еще по три года.
Но впереди были еще шесть месяцев отдыха. Мэригей выписали на два дня раньше меня, и она оставалась в городе, дожидаясь моей очереди.
Мои накопления составляли к этому моменту 892 746 012 долларов. К счастью, на Небесах пользовались электронной кредитной системой, и все свое достояние я носил в кармане в виде маленького устройства с цифровым индикатором. При покупке вещи вы просто выстукивали на клавишах кредитный номер продающего и сумму, Деньги автоматически перечислялись на его счет. Размерами устройство не превосходило бумажника и реагировало только на отпечаток вашего большого пальца.
Вся экономика на Небесах была подчинена постоянному присутствию нескольких тысяч отдыхающих солдат-миллионеров. Скромный завтрак стоил сотню долларов, комната в отеле на одну ночь – по крайней мере в десять раз больше. Поскольку ИСООН освоили и владели Небесами, местная инфляция была простейшим способом вернуть наши боевые накопления обратно в оборот.
И мы развлекались с весельем отчаяния. Мы взяли напрокат флаер и туристические причиндалы и отправились в путешествие по планете. Здесь все имелось: прозрачные речки, чтобы плавать в них, непроходимые джунгли, чтобы в них затеряться, луга и горы, полярные льды и пустыни.
Нас идеально оберегали миниатюрные силовые поля – можно было спокойно спать совершенно без одежды в самой гуще снежного бурана. Если мы хотели, мы могли их выключить и непосредственно ощутить природу. По предложению Мэригей мы перед самым возвращением обратно к цивилизации взобрались на гору посреди пустыни, перед этим мы несколько дней ничего не ели, чтобы обострить восприятие или притупить его, я до сих пор не уверен, что именно, мы сидели рядышком на головокружительной высоте, пропуская сквозь себя медлительный поток нашей жизни. А потом – обратно в суету. Мы побывали в каждом городе планеты, и каждый был по-своему великолепен, но в конце мы вернулись в Скай и решили остаться там до конца отпуска.
Четыре недели мы наслаждались воздушной обителью, спустив при этом по полмиллиарда долларов. Мы ходили в казино, иногда проигрывали по миллиону за одну ночь, ели и пили все самое лучшее, что могла нам предложить планета, мы испробовали все, что только не было слишком уж жутким для наших относительно старомодных вкусов. Каждый из нас имел личного слугу с жалованьем побольше, чем у генерала.
Веселье отчаяния, как я уже говорил. Ведь если не произойдут радикальные изменения в ходе войны, у нас были микроскопические шансы выжить в течение следующих трех лет. Мы были как жертвы неизлечимой болезни и пытались вогнать удовольствия целой жизни в какие-то полгода.
Хоть и малое, но у нас было утешение: мы будем вместе до конца, как скоро бы он ни наступил. Мне и в голову не пришло, что нас могут лишить даже этого.
Мы наслаждались легким завтраком, сидя среди прозрачных стен «первого этажа» Облака, любовались волнами океана у нас под ногами. Пришел посыльный и вручил нам наши приказы. Мэригей была произведена в капитаны, а я в майоры – на основании наших послужных списков и результатов тестов, которые мы прошли в Преддверии. Я был назначен командиром группы, она – старшим офицером группы.
Но это были разные группы.
Мэригей должна была явиться в пункт сбора группы здесь, на Небесах, я возвращался на Старгейт для переподготовки и дополнительного обучения. Мы долго сидели молча.
– Я буду жаловаться, – сказал я неуверенно наконец. – Они не могут заставить меня принять группу.
Мэригей молчала, потрясенная. Это был конец – даже если война кончится и мы вернемся на Землю, но в разных кораблях, то геометрия коллапсарных прыжков разбросает нас по разным векам. И скорее всего, мы уже никогда не увидимся.
Мы сидели так некоторое время, не прикасаясь к изысканной пище, не видя красоты небес и океана. Мы сознавали только присутствие друг друга и двух листков бумаги на столе перед нами.
Между нами легла пропасть шире, чем смерть. Мы вернулись в Преддверие. Я протестовал, но в ответ только пожимали плечами. Я пытался перекомандировать Мэригей в свою группу, мне сказали, что
