полосками грязи.
– Ладно. Поскольку товарищ Варга все равно не объявится, это теперь не имеет никакого значения. Все очень просто, все заложено в этой разнице между пятнадцатью и шестьюдесятью форинтами.
– А именно?
На губах загорелого молодца появилась гордая улыбка.
– Такое один товарищ Варга мог придумать. Все очень просто. Товарищество покупает вино у хозяев по пятнадцать форинтов, и мы после обработки продаем это вино в наших кабачках за шестьдесят. Но ведь у товарища Варги есть свое собственное винцо. Понимаете?
– Не очень.
– Не шутите! Товарищ Варга не продает свое вино за пятнадцать форинтов, как остальные члены объединения, а везет прямо в Будапешт и там сбывает по шестьдесят.
– Я еще нигде не встречал такую интерпретацию знаменитой формулы: «Государство – это я».
Флейшман довольно тупо взирал на капитана.
– О чем это вы?
– Просто процитировал одного давнего короля. Не обращайте внимания.
– Между прочим, не думайте, что вся прибыль шла товарищу Варге в карман. Учитывая обработку, ему оставалось форинтов тридцать.
– И сколько же своего вина вот так… мог в год сбывать товарищ Варга?
– В год триста пятьдесят гектолитров приблизительно. Тоот начал про себя подсчитывать, это было нелегко, он отвык от подобных операций.
– Даже исходя из прибыли в тридцать форинтов с литра, это в год около девятисот тысяч форинтов чистыми. А кто обрабатывал его вино, выполнял работу подвального?
– Конечно, я. Его вино я в своем подвале и держал.
– Словом, вы были дважды его подчиненным и в товариществе, и неофициально, как частное лицо.
– Да… если хотите.
– И деньги получали?
– Я не жаловался.
– И кто еще знал об этом вашем бизнесе?
– Ну, в Пеште, в ресторанах, магазинах, торговой сети. Куда мы вино привозили, начальники все знали, но и они все имели. Ну, еще главный бухгалтер. Он, бедняга, не выдержал напряжения и умер от инфаркта или что-то вроде этого. А новый пока еще ни о чем не подозревает.
– А Варга не боялся неприятностей? Флейшман отогнал от лица комара.
– Не очень. Года два назад он мне сказал: «Йошка, я теперь руководитель областного масштаба, номенклатура, но скоро стану начальником государственного уровня. Я многим большим начальникам устраивал весьма приятные уик-энды, и они меня не забудут. И никогда не бойся, что мы попадемся. Один телефонный звонок – и полный ажур».
Тоот молча обдумывал услышанное.
– Мог бы я заглянуть в ваш погребок?
– Пойдемте.
Они прошли через обитую железом, раскрытую настежь дверь. Подвал был огромных размеров. Сводчатый потолок, цементный пол, по обе стороны вдоль стен стояли на специальных деревянных подставках большие, укрепленные обручами бочки, выкрашенные в красный цвет. Стены подвала были усеяны миллионами маленьких пятнышек – следами от мошкары.
– У вас прекрасный подвал!
Когда хозяин заговорил, в его голосе зазвучала определенная гордость, такая гордость бывает присуща отцу, у которого забрали сына-хулигана, успевшего напоследок избить всех, в том числе и полицейского.
– Подвал самый большой в округе. Наверное, даже во всем уезде.
– Тогда вы действительно вдвойне подходили Варге.
– Так оно и было.
– У меня к вам еще один вопрос. Ваше мнение о Шандоре Варге?
Флейшман изумленно воззрился на капитана.
– Мое мнение? Зачем вам это?
– Как жили супруги Варга? Флейшман молчал.
– Э-э… точно не могу сказать. Но однажды Шандор был очень огорчен и говорил странные вещи. Мы стояли здесь в подвале, он казался усталым, разбитым, сразу же выпил не меньше литра вина, чего обычно не делал. Потом начал жаловаться, что жена, дескать, превратила его жизнь в ад, хотя бы тем, что с ним не разговаривает, а только смотрит, просто смотрит на него. Мне это показалось странным, честно говоря: для меня ад кромешный, если баба меня пилить начинает. Он мне в ответ заявил, мол, мне этого не попять. Когда Маргит была молоденькой девочкой, за ней многие ухаживали, а вот Шандору удалось взять ее в жены. Он сказал: тогда я еще не понимал, что первый приз брать нельзя, слишком велика цена, которую впоследствии платишь… И детей против меня настраивает. Потом как заорет:
