Молодые люди прыгнули в свой «Москвич» и замерли. Ситуация возникла нештатная, заранее не предусмотренная. Как тут быть, они совершенно не представляли.
– Надо позвонить, связаться с начальством, – пробормотал шофер. – Не знаешь, где тут поблизости есть телефон?
– По-моему, только на площади Горького, возле Дома связи, – пожал плечами пассажир. – Да ты только посмотри, что делается!
Темно-синяя «Волга» – та самая, которая отъехала отсюда каких-то полчаса назад, – лихо завернула в улочку, резко тормознула. Дверца распахнулась, из машины выскочил молодой человек в белой рубашке и черных брючках, весь такой франтоватый, принаряженный, словно с танцплощадки сорвался, – и замер напротив иностранки. И она замерла.
Они молча смотрели друг на друга.
– Ты с ума сошла, – проговорил наконец Георгий. – Ты просто с ума… Как ты могла это сделать? – И заорал: – Как ты могла?!
Рита испуганно моргнула.
– Ты уже это сделала? Ну, говори! – надсаживался Георгий. Казалось, еще минута – и он ее просто убьет.
Рита отшатнулась. Покачала головой:
– Я ничего не сделала. Я испугалась. Я… передумала. – И вдруг спохватилась: – А ты откуда знаешь?
Словно бы только сейчас Рита заметила «Волгу».
– Федор, ты… Зачем ты это…
– Может, вас куда отвезти, чтоб поговорили? – мрачно спросил Лавров. – Вдруг да и договоритесь до чего-нибудь.
– Нам не о чем говорить! – вскинула голову Рита. – Это никого не касается, кроме меня.
– А меня?! – снова закричал Георгий. – Да разве можно было это от меня скрывать?!
– Ты же от меня скрывал, что твой отец служил в НКВД!
– Да я и сам этого не знал! Ну и что, подумаешь, НКВД! Твой отец вообще белогвардеец, но я же молчу!
Они уставились друг на друга, опешив.
– Поехали отсюда, ребята, – сказал Федор Лавров, тоскуя и веселясь, сам не понимая почему. То есть насчет тоски все было понятно, а вот с весельем обстояло сложней. – Нашли место отношения выяснять!
Рита вдруг покачнулась, схватилась за горло. Сказала сдавленно:
– Я не могу… Меня снова тошнит. Меня сейчас, кажется…
– Тебе надо что-нибудь съесть, – испуганно произнес Георгий.
– Ой нет, не говори о еде! – застонала Рита, делая несколько неверных шагов в сторону высоченных лопухов, заполонивших весь газон, но Георгий поймал ее за руку.
– Значит, у тебя будет девочка, – заговорил он авторитетно. – Мама говорила, что, когда она была беременна мной, ее вообще не тошнило. Ни разу. А когда Веркой – беспрерывно. Это я уже сам помню. Она то и дело пила капустный рассол и ела хлеб. А еще ей помогал творог со сметаной. Но больше всего – пельмени.
Рита слушала, как зачарованная.
– Тогда как раз пельменная открылась на Краснофлотской, угол Нижегородской, и мама туда каждый день заходила по пути на работу, в свой госпиталь, – продолжал Георгий. – Пельмени там, бабушка говорила, такие, что лучше сразу умереть, чем съесть: тесто вареное отдельно, мясо отдельно, а мама по две порции брала и с таким удовольствием ела… Потом она говорила, что Верунька наша потому толстушка, что ее еще до рождения пельменями закормили. Может, мы пойдем в ту пельменную, а? Отсюда недалеко, минут десять ходу. Пошли, а? Тебе сразу легче станет.
– Нет уж, – влажным голосом сказала Рита, опуская глаза. – Чтобы потом у меня родилась дочка толстая…
– Ну и подумаешь, – улыбнулся Георгий. – Я все равно буду ее любить. И тебя тоже. Всегда!
Рита покачала головой:
– Ты забыл? Нам нельзя. Мы можем быть вместе только на необитаемом острове.
Георгий чуть нахмурился, потом лицо его разгладилось:
– Я отвезу тебя на необитаемый остров хоть сегодня!
– А на какой? – чуточку даже испуганно спросила Рита. – Как он называется?
– Он называется Доримедонтово. Но сначала – в пельменную!
И, взяв Риту за руку, Георгий повел ее за собой, как девочку.
Синяя «Волга» и зеленый «Москвич» стояли на улице Дальней до тех пор, пока эти двое не скрылись из виду. Сначала уехал Лавров. Потом парни в «Москвиче». Больше делать здесь было нечего.
1944 год
