– Не трудитесь, не тратьте слова, – отмахивается Дино. – Вам не понять, что такое фамильная честь. Вы обречены, вы и ваш спутник. Но я готов накануне смерти даровать вам прощение за все ваши злоумышления против меня, если вы откроете, где нашли дневник!
Ну да, черта тебе лысого. Ждите ответа!
– Неужели вам мало тех, кого вы уже убили? – бормочу я, словно по какому-то наитию. – Тех антикваров в квартале Друо… это же ваших рук дело, верно?
– Конечно, – важно кивает Дино. – Они не хотели сообщить мне, кому именно были проданы бюро работы Вернона и других мастеров, которые изготовили мебель для Мальмезона. Потом мы раздобыли адреса другим путем.
Знаю я этот путь… С помощью Бонифаса Фюре. Которого потом сунули в мусорный контейнер!
Кстати, не этот ли долговязый господин Дино был помощником «пирата» при «уборке мусора»? Помнится, униформа болталась на нем точно так же, как болтается элегантный пиджак. Или все-таки сюртук, если соблюдать исторические реалии?..
– Но теперь-то дневник у вас! – кричу я. – Зачем еще убивать? Зачем вам нужен человек, который купил это несчастное бюро?
– Всякий, кто прикоснулся к клевете, кто читал дневник Жизели де Лонгпре, должен умереть, – изрекает Дино, и я понимаю, что передо мной снова «типа в натуре» Талейран.
Господи боже! Не слишком ли много людей с раздвоением личности собралось сегодня на Марше-о- Вернэзон?!
Я не знаю, сколько было бы теперь лет князю Беневентскому, наверное, двести пятьдесят, никак не меньше, но для своего преклонного возраста он весьма проворен. Я и моргнуть не успеваю, как в его руке появляется пистолет, направленный на меня.
– Вы что, собираетесь стрелять прямо в лавке? – бормочу я. – Но на выстрел сбегутся люди! Вас схватят!
– Никто не посмеет меня тронуть! – высокомерно заявляет он, вскидывая подбородок. – Ибо я – Талейран!
Нет, нет, быть не может. Невозможно погибнуть только потому, что прочитала какие-то старые записи… Это же безумие!
Да. Но тем и страшно безумие, что у него нет ни логики, ни милосердия.
– А как же быть с вашим подручным? – с ненавистью бросаю я. – С Пьером Куси? Если у него в лавке загремят выстрелы и окажутся два трупа, полиция очень даже сможет его тронуть.
– Ну, вы преувеличиваете, дорогая Жизель… – снисходительно улыбается маньяк, и меня передергивает. Всю жизнь ужасно любила балет «Жизель». Интересно, захочется мне посмотреть его еще хоть раз?
Ладно, захочется, не захочется – это не вопрос. Удастся ли?! Что-то плохо верится…
– Вы забыли, где находитесь, дорогая Жизель, – продолжает псих. – Это же Блошиный рынок! Здесь всякое случается. Иной раз и отношения выясняют поставщики, торговцы и покупатели. Очень шумно выясняют! Я даже не представляю,
– Боюсь, вам придется выносить не два трупа, а три, – не совсем внятно произносит Бертран. Наверное, будешь говорить невнятно, если в щеку тебе воткнулось дуло! – Как быть с господином Куси? Он слышал обвинения в адрес Талейрана, он тоже, как вы изволите выражаться, прикоснулся к клевете! Как вы поступите с ним?
Дино стоит с прежним высокомерно-тупым видом, словно памятник самому себе, однако в лице «пирата» появляется нечто человеческое. Имя этому внезапно пробудившемуся чувству – страх за собственную жизнь.
Ага, дошло до тебя, с кем связался! С убийцей, которого уже не остановишь!
– Куси! – восклицает Дино, и я с трудом соображаю, что он не дает команду какой-то собаке, которой здесь нет, а обращается к подельнику. – Ты понимаешь, что они не должны уйти отсюда живыми?
И тут раздается грохот. Я издаю дикий вопль, убежденная, что Куси уже нажал на курок, пуля пробила голову Бертрана и разворотила стеклянную витрину.
Но нет – мой дорогой детектив по-прежнему стоит недвижимо, а между тем стеклянная дверь лавочки ходит ходуном. За ней маячат две фигуры, машут руками…
Дино хватает меня за руку, подтаскивает к себе и вжимает ствол своего пистолета между ребер, да так, что я не могу ни вздохнуть, ни охнуть.
– Тихо стоять! – шипит он. – И ты – тихо! – Это Бертрану. – Иначе твоя писательница получит пулю в живот. Сядь на пол – вон там, в углу, понял? Пьер, открой дверь да постарайся спровадить этих дур. Скажи, что занят. Пусть убираются ко всем своим русским чертям!
Удивительно, что после всего случившегося я еще не разучилась удивляться. Русские черти?.. Почему вдруг?
Бертран садится на пол. «Пират» прячет пистолет и открывает дверь.
А, понятно насчет русских чертей! К Пьеру Куси явились те две фемины в своих дороженных ягнячьих куртяшках. Покупательницы фонтана!
С тоской смотрю на их оживленные, энергичные лица. У меня такое ощущение, что я уже одной ногой на том свете и напоследок оглянулась на мир живых.
Может, они почувствуют что-то неладное? Может, полицию вызовут? Хотя нет, глаза у них так возбужденно блестят, что дамочки ничего вокруг себя не видят.
