– Как у вас тут душно, мадемуазель! – воскликнула она. – Камин топили? Позвольте открыть окно, проветрить комнату? Тут угореть можно.
Я позволила, и Барбара открыла окно. Сразу стало легче дышать.
Почему я сама не догадалась, интересно? Да просто не было сил встать. Кажется, я и в самом деле угорела немного…
Потом Барбара помогла мне одеться, сбегала за завтраком. Обычно я любила есть одна, но тут попросила ее прибрать в комнате:
– А то потом забегаешься по дому, тебя и не дозовешься, Барбара!
Она взялась перетряхивать мою постель, смахнула метелочкой пыль с мебели. Сбегала за щеткой, принялась подметать пол. Я всегда уходила, когда начиналась уборка (кому охота пыль глотать?), но тут сидела да сидела. Голова все еще ныла. Барбара думала, что я слушаю ее болтовню о разносчике из зеленной лавки, с которым она превесело проводила время, но я просто смотрела на нее, не видя, улыбалась и кивала, не слыша ни единого слова.
Вдруг в дверь постучали. Заглянула мамаша Мишю, сиделка. У нее было встревоженное лицо.
– Мадемуазель Николь, не соблаговолите ли вы спуститься? – проговорила она торопливо. – Ваш батюшка призвал к себе вашего брата, а мы никак не можем выполнить его просьбу.
Я непонимающе посмотрела на нее.
– Мы стучим в дверь его комнаты, а он не отвечает, – пояснила мамаша Мишю.
– Так просто зайдите, вот и все.
– Дверь заперта. Может быть, вы сможете открыть, у вас же все ключи…
– Зачем мне держать у себя ключ от комнаты моего брата? Я его вчера отдала ему, чтобы он мог запереться, если захочет. Послушайте, а может быть, Себастьян ушел рано утром? Может быть, ему зачем- то было нужно вернуться в монастырь?
– Разве вы не помните, что сами вместе с ночной сиделкой заложили все засовы? И утром, когда я пришла, мне понадобилось долго стучать, пока она мне не открыла. Если бы ваш братец ушел, дверь осталась бы отворена. Нет, он точно у себя в комнате.
– Ну что ж, значит, он решил поспать подольше, только и всего, – пожала плечами я. – Ведь в монастыре встают очень рано, вот Себастьян и захотел наконец отоспаться.
– Я то же самое говорила, – перебила меня мамаша Мишю. – Но ваш батюшка хочет видеть сына. Скажу вам правду, мадемуазель, – подмигнула она по-свойски, – ваш старик, видать, здорово наскучался по сыну и до смерти рад, что тот воротился домой, пусть даже и в рясе.
– Говорите, отец хочет видеть Себастьяна? – переспросила я, пропустив мимо ушей всю прочую чушь. – Ну что ж, тогда придется его разбудить. Постучите посильней, позовите его, он и откроет.
– Осмелюсь сказать, мадемуазель, я уже все кулаки себе отбила, стучавши, – сообщила мамаша Мишю. – Нет, тут что-то не так.
– А может, мсье молится и не хочет прерывать молитву? – хихикнула Барбара.
Мамаша Мишю не удостоила ее даже взгляда:
– Пойдемте, мадемуазель! Ваш батюшка начнет беспокоиться, если ваш братец долго не придет. А всякое беспокойство ему очень вредно!
Очень не хотелось мне куда-то тащиться, так бы и просидела в своей комнате день, неделю, месяц… Но делать было нечего, и я пошла с мамашей Мишю, оставив Барбару продолжать уборку.
Мы подошли к комнате Себастьяна, и я осторожно стукнула в дверь:
– Братец, отворите!
У меня даже судорога по телу прошла от фальши, которая прозвучала в моем голосе. Но мамаша Мишю ничего не заметила, не почувствовала. Она приложила ухо к двери и напряженно вслушивалась. Нахмурилась, покачала головой:
– Тихо!
Она шептала, как если бы за дверью и в самом деле находился – вот глупости! – спящий человек, которого она опасалась разбудить. И тут же, противореча сама себе, велела мне:
– Зовите громче, мадемуазель!
– Себастьян! – почти закричала я. – Откройте! Вас зовет отец!
Никакого ответа.
– Клянусь господом, мадемуазель, тут дело нечистое! – послышался голос Барбары. – Уже и мертвый проснулся бы. Осмелюсь сказать, надобно бы кликнуть разносчика из зеленной лавки.
– Да ты с ума не сошла ли? – огрызнулась я. – При чем тут твой любовник?
– При том, мадемуазель, что он самый сильный мужчина в нашем квартале, – хихикнула Барбара. – Ему дверь выломать – раз плюнуть. А без этого, по всему видно, не обойтись. В окно-то не влезть, ставни заложены изнутри. Придется дверь ломать, ясное дело.
– Деваться некуда, мадемуазель, – поддакнула мамаша Мишю. – Похоже, дело и впрямь нечистое.
И она быстренько осенила себя крестным знамением. То же проделала Барбара.
– Ладно, – проговорила я неохотно. – Поди кликни разносчика… как его там…
– Ксавье, его зовут Ксавье! – выкрикнула Барбара и, подобрав юбки, кинулась из дому, безудержно радуясь возможности повидать своего любовника.
