Чтобы сочинять музыку, достаточно вспоминать звуки, которые никому еще не приходили в голову.
Сочинять не так уж трудно; зачеркивать лишние ноты — вот что труднее всего.
Чтобы сорвать аплодисменты, нужно либо писать вещи настолько простые, чтобы их мог напеть всякий возница, либо такое непонятное, чтобы только потому и нравились, что ни один нормальный человек этого не понимает.
Не знаю, в самом ли деле ангелы в присутствии Бога играют лишь Баха; но я уверен, что в своем домашнем кругу они играют Моцарта.
Умиляться к лицу только бабам, у мужчины музыка должна высекать огонь из души.
Дайте мне счет из прачечной, и я положу его на музыку.
Россини плакал три раза в жизни: когда освистали его первую оперу, когда, катаясь на лодке, уронил в озеро индюшку с трюфелями и когда слушал Паганини.
Из «Записей и выписок»
Для меня написать симфонию все равно что сотворить мир.
Если мне отрубят обе руки, я буду все равно писать музыку, держа перо в зубах.
Хороший композитор не подражает — он крадет.
Я был рожден не вовремя. По темпераменту и склонностям мне надлежало, как Баху, хотя и иного масштаба, жить в безвестности и регулярно творить для установленной службы и для Бога.
Потомство мне безразлично — я пишу для современности.
Наконец-то я услышу настоящую музыку.
Так будто бы сказал перед смертью
Я снова буду слышать на небе.
Приписываемые
Что сказал Берлиоз своей музыкой? — ничего; но как потрясающе он это сказал!
Мейербер бессмертен, то есть он будет таковым, пока жив.
Такой человек, как Верди, должен писать как Верди.
Перед Штраусом-композитором я снимаю шляпу; перед Штраусом-человеком я надеваю ее опять.
Римский-Корсаков — музыкальный иллюстратор видений; Рихард Штраус — суждений.
КОМПОЗИТОРЫ О КОМПОЗИТОРАХ
Бог — это Бог, а Бах — это Бах.
Бах словно астроном, который при помощи цифр находит самые прекрасные звезды.
Бах велик, но скучен.
Ваша опера мне понравилась. Пожалуй, я напишу к ней музыку.
Не понимаю, как человек такой мощи мог столь часто впадать в банальность.
Гаэтано Доницетти спросили, возможно ли, что Россини написал «Севильского цирюльника» всего за двадцать дней. «Вполне возможно, — ответил Доницетти. — Россини всегда писал медленно».
В арии «Сердце красавиц» больше содержания и истинных изобретений, чем в риторике и воплях [вагнеровской] тетралогии «Кольцо нибелунга».
Бедный Глинка, своего рода русский Россини, был обетховенизирован и превращен в национальный монумент.
Главные достоинства Чайковского — изящество (в балетах: я считаю Чайковского в первую очередь балетным композитором) и чувство юмора.
Самый точный из швейцарских часовщиков.