принцессы; Лронг глядел на нее с немым обожанием, ибо уверенность в себе вернула былую царственность ее красоте, а Паянна попросту раскрыла рот в том редкостном восхищении, которое так нечасто встретишь в отношении одной женщины к другой.
Но тут она тряхнула головой, словно сбрасывая с себя очарование, наведенное голосом чужеземки:
- Нет, сибилла светлокожая, не все. Не знаешь ты ледяной лютости солнечных слуг. Если уж учинят они заговор против светлого князя, а рано или поздно это неминуемо случится, негожий он им, не ихнего он каравана; то пытать они его будут смертной мукой, пока не велит он вернуть золото обратно.
- Вот потому-то я и хочу, чтобы все услышали: голубое сокровище в другом мире, распоряжаюсь им я, и нет у вашего князя способа, как в этот мир весть переслать. Запытать его до смерти нетрудно, судя по вашим обычаям; только вот тогда - и пусть все это усвоят хорошенько! - голубое золото будет потеряно навсегда. Навсегда!
Тишина наступила такая, что, казалось, замерли не только находившиеся в палатке, но и те, кто, несомненно, этот разговор подслушивал,
- Ты все-таки собери свой сановный совет, князь, - подсказала она, - и повтори это во всеуслышание, чтоб запомнили накрепко. И прибавь, что время от времени мои воины будут незримо появляться во всех концах твоей дороги, проверять, все ли благополучно. И что тем, кто попробует учинить смуту, завидовать не придется... Амулет свой, молнии мечущий, ты там же и продемонстрируй, только целься в потолок. Тогда рука не дрогнет.
Ну, кажется, все было расставлено по местам.
- Зови Чернавку, - распорядилась принцесса.
Паянна круто развернулась, словно приказ был отдан непосредственно ей, распахнула палатку - светлый грибной дождик хлынул ей навстречу.
- Кивка! - крикнула она - видно, кто-то появился на ее крик, потому что продолжала она уже чуть слышно: - Пусть приведут ту, что под охраной рогаточниц, да покрывала не снимают с головы и маски тоже, чтоб ни один глаз ее не углядел!
Она задернула полог и обернулась к принцессе, как бы извиняясь:
- Замучают очищениями служаки солнцевы...
- Да, - подтвердил Лронг, - закон неизменен - Чернавке маску снимать до смерти не велено, пришлось снова надеть.
- Вот в твоем миру, девонька, пусть она с босым лицом походит, авось загорит, а то уж больно светла, как зола, - не упустил случая вставить свое слово сибилло.
- Ну, это мы уже там решим по ходу дела, - подвела черту принцесса. - У тебя все, милосердный князь? Тогда я возвращаюсь... сын ждет.
Костлявые пальцы поскребли ее сапог. Мона Сэниа с удивлением глянула вниз - сибилло, присев на корточки, снова отчаянно гримасничал, всеми мимическими знаками давая ей понять, что хочет сказать ей что-то без посторонних ушей.
- Что еще, уважаемый? - ей очень не хотелось тратить время на выслушивание пустых баек отставного колдуна, но с другой стороны, еще неизвестно, когда придется снова побывать на Тихри - так уж лучше покончить со всеми вопросами разом. - Подальше от людского жилья? Хорошо, только на минуточку.
Она нагнулась, обнимая шамана за плечи, по в этот миг теплая властная рука сжала ее запястье:
- Я с вами, - непререкаемым тоном проговорила Паянна. - Не верю я трухлявому.
- Отвяжись, кочерыжка! Заколдует тебя сибилло!
- Как же, - усмехнулась женщина, - заколдуешь. Загнулась твоя колдовалка!
Мона Сэниа только головой тряхнула - в ее жизни явно началась полоса стремительных решений, и такой образ действий вполне соответствовал ее нраву. Поэтому, не тратя лишних слов, она покрепче взялась за локоть чернокожей хозяйки гарема, прикидывая в уме, что и сибилло, и эта далеко не старая женщина вместе не тяжелее, чем один боевой конь, которого ей не раз приходилось переносить через НИЧТО.
Один шаг - и вот они втроем уже стояли среди заброшенных домиков того первого селенья, в котором очутилась дружина после зловещего медового Ущелья, которое отнюдь не было медовым.
- Безлюдье гарантировано, - жестко отчеканила она. - Говори, сибилло!
Шаман зябко поежился - между домишками свистел пронизывающий ветер. Неминучая осень царствовала здесь вовсю, выметая все следы человеческого духа.
- Убьют князюшку, порешат милосердного... - сибилло залился неподдельными слезами. - О нем ты заботишься, а о сибилле бесприютном подумала?
Ну вот, только этого ей и не хватало - тащить еще и этого юродивого к себе на Игуану!
- Твой мир здесь, и ты - не беззащитная женщина, - безжалостно отрезала принцесса. - Могу перенести тебя на другую дорогу, если трусишь. Прикинешься всемогущим - сойдет. Отрастишь на каком-нибудь баране шерсть до земли...
- А кто тебя живой водой напоил, забыла? - взвыл шаман.
- Ну так что тебе?
- Амулет! Амулет, молнии мечущий! Только чтоб никто не знал.
- Не давай, - спокойно проговорила Паянна. - Со страху своих перешибет.
- Естественно. Вот возьми другой, огонь рождающий.
Шаман боязливо принял легкую золотистую безделушку с колдовскими рунами вдоль боковой стеночки. Если бы он был сведущ в земном языке, то прочитал бы загадочные буквы: ВАСИ. Волшебные руны означали, что зажигалка изготовлена умельцами-раритетчиками из Валдайской Артели Скобяных Изделий.
- Я уже сказала, что мои воины будут время от времени за вами приглядывать, если что - очутишься на другой Дороге.
- Хорошо б на Морскую, погреть кости на бережку... - мечтательно проблеял шаман.
- Он еще привередничает! - фыркнула Паянна.
Было в ее выжидательной позе что-то такое, что заставляло мону Сэниа предполагать, что тихрианка ждет, когда с сибилловыми капризами будет покончено, чтобы перекинуться с ней парой слов наедине. Поэтому она представила себе самую большую из всех подушек, валяющихся на полу княжеской палатки, и без лишних объяснений отправила сибиллу прямо туда. Исчезновение шамана не произвело на женщину ни малейшего впечатления - она продолжала сохранять невозмутимость эбеновой статуи.
- Говори, - по-королевски бросила джасперянка.
- Князя убьют, - непререкаемость тона граничила с равнодушием.
- Что, и тебя спасать в этом случае?
- Нет. Ты - белокожая сибилла, ты все можешь. Достань живой воды.
- О, древние боги! И как это я сама не догадалась... - естественное недоверие одной незнакомой женщины к другой вспыхнуло у нее совершенно закономерно. - Значит, достать живую воду... и отдать тебе?
- Не стоит - у нас ведь не только каждое слово услышат, по и каждую нитку пересчитают. Могут украсть. Так что отдай этому трухлявому, его за дурачка держат, обыскивать не будут.
- Хм. Что ж ты не посоветуешь князю призвать к себе сибиллу посмышленее?
- Да какого? На нашей дороге настоящий всего один, да и тот еще не в летах; остальные липовые.
И снова возникла пауза, словно чернокожая женщина не решалась о чем-то попросить.
- Ты говори уж все, Паянна; неизвестно, когда мы еще встретимся!
Тихрианка набрала побольше воздуха и задержала дыхание, точно собиралась броситься в воду. Потом решительно тряхнула головой:
- Хорошо. Слушай, белокожая сибилла: ты всемогуща, ты прилетаешь и исчезаешь, так что ты можешь не опасаться неудачи. Так сделай доброе дело: уничтожь всех анделисов на нашей дороге!
Мона Сэниа отшатнулась от нее - так велико было ее изумление:
- Но вы же... вы же молитесь на них?
Шквальный ветер взметнул черное одеяние, и оно жестко захлопало вокруг столпообразных ног тихрианки, прямо-таки ошеломляющих своей величиной. В то же время княжеский плащ, согревавший
