—Ты изготовил эти части из пластика?
—Нет. Я купил их готовыми, но…
—А как относительно спорта? — предложила Дарина. Честер вспыхнул:
—Да, конечно, в колледже я был большим любителем спортивных игр. Не пропустил ни одной за все четыре года.
—Великолепно! — Дарина казалось, заинтересовалась. — Мы будем рады познакомиться с правилами неизвестных нам атлетических соревнований, в которых ты большой специалист.
—Дело в том, что, по правде, сам я не участвовал в них. Но я всегда был на трибуне и болел. Я даже знаю некоторые правила.
—Ты сам не участвовал в игре?
—Нет, я был в команде запасных студенческого братства.
—А как она играет? — спросила Дарина, зардевшись. Честер объяснил. Последовала неловкая тишина.
—Честер, а ты когда-нибудь занимался общественно-полезным трудом? — спросила Дарина.
—Дело в том, что одно лето я работал на фабрике. Я был контролером-многоточечником станков. В мои задачи входило под держание станков-автоматов в рабочем состоянии.
—Для этого требовались специальные навыки?
—Если что-нибудь случалось с телевизионным многоточечны контрольным прибором, который в действительности осуществляя контроль, я был всегда на месте, чтобы посмотреть, включился ли резервный многоточечный контроль.
—Другими словами, ты подключал резервное оборудование в экстренных случаях?
—Нет, оно включалось автоматически. Но уверяю тебя, они там на фабрике, воспринимали мои функции как очень важные.
—А хобби у тебя есть, Честер?
—О да-да, конечно, у меня была коллекция марок.
—Гммм. Может быть, что-нибудь немного поактивнее?
—Когда был маленьким, строил модель самолета. Но, само собой, бросил это, когда мне стукнуло двенадцать.
—Почему?
—Ну, отдавало каким-то мальчишеством. Другие мои ровесники к тому времени уже учились играть в гольф…— Честер прервался, так как седой старик занял столик неподалеку. — Черт, вон тот старый идиот, из— за которого вся каша заварилась.
Он встал и направился к дальнему столику:
—Послушайте, мистер Норго, как долго будет продолжаться эта нелепость? Я здесь почти уже месяц, но ни на йоту не приблизился к своему ковру. Мне кажется, что вы не понимаете…
—Спокойно, Честер, — сказал Норго, подзывая официантку, обернутую в нечто, что напоминало мокрый носовой платок. — Не понимаете вы, а не я. Идут важные работы; все же, что требуется от вас, — это всячески развлекаться.
—Я не в том настроении, чтобы развлекаться! Норго задумчиво покачал головой:
—Может быть, вы хотите принять участие в эксперименте?
—Что за эксперимент — вивисекция? Норго мгновение подумал:
—Не думаю, что в этом есть необходимость. Норго крутанулся в кресле.
—Честер, вы знаете, каков наш главный природный ресурс?
—Какое это имеет отношение к моим проблемам?
—Знаете ли вы, как часто рождается действительно выдающийся интеллект?
—Не очень часто. Послушайте, я…
—Статистика такова: один на четыре миллиона пятьсот тридцать три тысячи двести четыре. Если исходить из количества населения Земли на сегодняшний день, а это составляет полмиллиарда, по законам вероятности среди нас должно быть только около сотни таких высокоодаренных персон. А знаете вы, какой процент этих гениев попадает в условия, способствующие полному раскрытию их потенциальных способностей?
—Могу лишь догадываться…
—Даже процента не наберется, — печально сказал Норго. — При самом счастливом стечении обстоятельств — один человек.
—Очень интересно. Но вернемся к…
—Если бы мы могли, — настойчиво продолжал Норго, — позволить неограниченный рост популяции, ситуация, как считают, значительно улучшилась бы. При десятикратном увеличении общей массы населения, число выдающихся мозгов достигло бы тысячи, так вы говорите?
—Я ничего не говорю, но…
—Не так! Потому что ухудшатся условия внешней среды-из-за перенаселения. Потенциальные гении окажутся в ситуации, затрудняющей раскрытие их талантов.
—Это едва ли…
—Действительная функция массы —это производство самой своей численностью вероятного гения. Это также является целью нашей системы образования: находить и развивать такие таланты. А это, в свою очередь, возможно лишь при условии, что способности каждой личности развиваются до максимально возможной степени.
—Для чего? Для того, чтобы люди вырастали и рассуждали подобно вам?
—Итак, Честер, жизнь не есть реализация некоего инженерного замысла. Она суть искусства.
—Пока вы рассуждаете на темы искусства, мои друзья…
—Я долго думал, — продолжал Норго невозмутимо, — над чисто теоретической проблемой реакции зрелого, но не развитого мозга на концентрированное воздействие современной системы образования после, скажем, двадцати пяти лет, когда этот мозг был погружен в атмосферу праздности, лености, беспечности, минимальной требовательности. Давление на него будет, конечно, колоссальным. Разрушаются ли в результате этого мыслительные либо телесные структуры? Верьте мне, Честер, результаты такого эксперимента были бы необычайной важности.
—Но не для меня. Я…
—Вы же, Честер, при средних способностях представляете собой, если не считать элементарных навыков речи и общения плюс несколько дополнительных благоприобретенных умений вроде игры, которую вы называете бридж, тип абсолютно неподготовленного индивида. Ваше тело слабо, воля расторможена, мозг спит…
—Может, мне много и не нужно.
—Все вышеперечисленное делает вас идеальным объектом — если вы захотите принять в нем участие — эксперимента.
—Я хочу вернуться на свой ковер. Норго согласно кивнул.
—Совершенно точно.
Рот у Честера приоткрылся:
—Вы имеете в виду… Да нет же, это шантаж!
—Давайте уточним наши позиции: как только эксперимент будет завершен, ваш… эээ… ковер будет передан вам нашей исследовательской группой.
—Сколько времени это займет?
—Я попытаюсь, Честер, сжать двадцатилетний курс развития до одного года.
—До года? Но…
—Знаю, вы обеспокоены судьбой ваших воображаемых друзей.
—Я говорил вам…
Норго отвернулся, так как перед ним был поставлен заполненный поднос.
—Сообщите ваше решение. Честер.
—Если я дам положительный ответ, вы позволите мне вернуться на ковер?
Норго кивнул, оценивающе принюхиваясь к тарелкам.
—Я сталкивался с коварным, аморальным, антизаконным пиратством. Но это, без сомнения, не идет ни в
