разу и не вымолвил ни слова. Могиен посадил его в седло своего серого коня и пошел впереди, повернувшись спиною к морю. Роканнон последовал за Могиеном, не переставая удивляться: только что готов был в холодной ярости убить человека и тут же приветливо обращается к другому. Высокомерный и преданный, беспощадный и добрый, в самой непоследовательности своей Могиен был царствен.
От толенских рыбаков они знали, что восточнее этой бухты, к берегу которой они пристали, есть селение, и путники, оставаясь все время в куполе мертвенно-бледного тумана, лишавшего их способности видеть, пошли на восток. На крылатых конях можно было бы подняться над туманом, но животные, обессилившие и понурые после двух дней, которые они провели связанными в лодке, лететь не хотели. Их вели Могиен, Иот и Рахо, а Роканнон замыкал шествие, время от времени поглядывая украдкой по сторонам – вдруг появится Яхан, к которому он относился особенно хорошо. Чтобы не мерзнуть, он остался в своем герметитовом костюме, не надел пока только плотно облегающего голову капюшона. Но, несмотря на защиту, которую обещал герметитовый костюм, на душе у Роканнона было тревожно оттого, что идти приходится по незнакомой местности и в густом тумане, сквозь который не видно ни зги, и он напряженно искал глазами в песке что-нибудь вроде палки. В промежутке между ложбинок, прорезанных в песке краями крыльев шагающих впереди коней, среди лентообразных водорослей и пятен засохшей морской соли он увидел наконец то, что искал – длинную белую палку, явно выброшенную на берег морем; Роканнон вытащил ее из песка и теперь, обретя оружие, почувствовал себя уверенней, но, задержавшись, чтобы взять палку, он отстал от остальных. Заспешил, догоняя их. Вдруг справа выросла незнакомая фигура. Он поднял было палку, но его обхватили сзади и повалили на спину. Чем-то холодным и мокрым зажали рот. Он стал вырываться, но от удара потерял сознание.
Когда Роканнон начал приходить в себя и ощутил боль, он обнаружил, что по-прежнему лежит на спине в песке. Над ним высились две огромные, как ему показалось, фигуры; лишь смутно различимые в тумане, они стояли и спорили о чем-то на диалекте ольгьо. Он понимал только отдельные слова и короткие фразы.
– Оставим его здесь, – сказал один.
– Лучше убьем, – сказал второй.
Тогда Роканнон перевернулся на бок, натянул на голову и лицо капюшон герметитового костюма и его запечатал. Один из ольгьо повернулся и пристально посмотрел на Роканнона; Роканнон увидел, что ольгьо этот закутан в меха.
– Надо отвести его к Згаме, – сказал первый.
Они поговорили еще, а потом, взяв Роканнона за руки, подняли его рывком и потащили, когда он встал, за собой; он вынужден был бежать, чтобы не упасть. Он пытался вырваться, но перед глазами у него все плыло и в голове был туман. Этот туман, однако, не помешал ему увидеть, что вокруг потемнело, услышать голоса, увидеть стену из кольев, глины и плетеного камыша и укрепленный в ней пылающий факел. Потом – потолок, снова голоса, мрак. И в конце концов уже ничком на каменном полу, он очнулся окончательно и приподнял голову. В нескольких шагах от него горел огромный костер. От костра его отделял частокол голых ног и свисающие над ними обтрепанные края меховой одежды. Он поднял голову выше и увидел, что прямо перед ним стоит ольгьо, белолицый, черноволосый, бородатый, закутанный в меха в черную и зеленую полоску, на голове была четырехугольная, тоже меховая шапка.
– Ты кто? – спросил ольгьо, глядя ненавидящим взглядом на Роканнона.
– Я... я прошу гостеприимства этого дома, – сказал, с трудом поднимаясь на колени, Роканнон. Надо было выиграть время.
– Ты уже с нашим гостеприимством познакомился, – сказал бородатый, наблюдая, как Роканнон ощупывает голову. – Этого мало? Тебе добавить?
Грязные ноги и обтрепанный мех задвигались, темные глаза впились в Роканнона, белые лица заухмылялись.
Роканнон поднялся на ноги и выпрямился. Стал ждать молча, не шевелясь и наконец почувствовал, что головокружение прошло, а пульсирующая боль в голове начала слабеть. Тогда он поднял голову и посмотрел прямо в блестящие черные глаза бородатого.
– Ты Згама, – сказал он.
Бородатый, явно испугавшись, попятился. Роканнон, не раз в других мирах попадавший в похожие переделки, попытался сохранить инициативу.
– Я Скиталец. Я пришел с севера через море, с суши, что по ту сторону солнца. С миром я пришел и с миром уйду. Миновав дом Згамы, уйду на юг. Пусть никто не остановит меня!
– О-о-о-о! – выдохнули все рты. Роканнон по-прежнему не мигая смотрел на Згаму.
– Хозяин здесь я, – прорычал тот злобно, но не очень убедительно. – Моего дома не минует никто.
Роканнон смотрел ему в глаза и молчал.
Згама понял, что в единоборстве глазами он проигрывает; его люди по-прежнему испуганно и удивленно таращились на пленника.
– Что ты на меня уставился? – заорал Згама.
Его слов Роканнон будто не слышал. Он уже понял, что Згама из тех, кто никогда не признает своего поражения, но менять тактику было поздно.
– Не смотри! – еще громче заревел Згама.
Он выхватил из-под своей меховой одежды меч, взмахнул им и нанес удар, после которого голова Роканнона должна была бы покатиться. Однако она осталась на своем месте. Роканнон пошатнулся, но меч отскочил от его шеи как от камня.
– О-о-о-о-о! – выдохнули все изумленно.
А незнакомец уже снова стоял неподвижно и смотрел в глаза Згаме.
Згама заколебался; казалось, он вот-вот отступит и даст этому странному пленнику уйти. Однако упрямство взяло верх.
– Хватайте его! – проревел Згама.
Никто не тронулся с места, и тогда он сам схватил Роканнона за плечи и повернул. Только после этого, осмелев, схватили Роканнона и остальные, но Роканнон не сопротивлялся. Герметитовый костюм надежно защищал его от вредных химических веществ, высоких температур и радиоактивности, а также от ударов, наносимых такими предметами, как пули или мечи; однако костюм не мог помочь Роканнону высвободиться из цепких рук десяти или пятнадцати сильных мужчин.
– Никому не миновать дома Згамы, Хозяина Длинной Бухты! – главарь дал наконец волю своей ярости. – Я понял, что ты шпион желтоголовых Ангьена. Пробрался сюда, говоришь как ангья, знаешь всякую ворожбу, а следом за тобой с севера приплывут лодки с драконами на носу. Ну уж нет! Я хозяин тех, у кого нет хозяев. Пусть только желтоголовые и их рабы-блюдолизы сюда сунутся – они узнают вкус бронзы! А ты выполз из моря, чтобы погреться у моего костра, так? Хорошо, погреешься. И жареным мясом, шпион, наешься досыта. Привяжите его к столбу, вон к тому!
Глумление Згамы подняло у его людей дух, и они, отталкивая друг друга, кинулись привязывать пленника к одному из двух столбов, поддерживавших над очагом огромный вертел; после этого они стали класть к ногам Роканнона дрова.
Потом наступило молчание. Мрачный, казавшийся из-за мехов на нем еще крупнее, чем он был на самом деле, Згама выдернул из костра горящую ветку, потряс ею перед самыми глазами Роканнона и поднес к дровам. Те сразу вспыхнули. В один миг загорелись плащ и туника Роканнона, которые ему дали в Халлане, и вокруг головы, перед его лицом заплясали языки пламени.
– У-у-ух! – выдохнули все.
– Смотрите! – крикнул кто-то.
И они увидели сквозь дым, что пленник стоит, как стоял до этого, и по-прежнему глядит в глаза Згаме. На голой груди лежала золотая цепочка, а на ней висел большой драгоценный камень.
– Педан, педан, – запричитали, прячась по темным углам, женщины.
Наступившую, пронизанную страхом и растерянностью тишину снова нарушил дикий рев Згамы:
– Он сгорит! Он должен сгореть! Дэхо, подбрось еще дров, шпион поджаривается слишком медленно! – И, подтащив мальчика, которого только что назвал, к куче дров, заставил его подкладывать их в костер. – Дайте что-нибудь поесть! Вы слышите, женщины? Ну, теперь ты видишь, Скиталец, как мы
