Сергеем — старинное имя, само по себе мутант среди новых имён, больше напоминающих клички животных. Родом из Новокруглово, что на самой окраине подвластных конунгу земель, почти у самих нечистых Круглых Камней откуда человека тролли полвека как погнали, спалив старинное село Крутиково. Люди там работящие, честные и не особо-то враждебные. Платили зерном, древесным углём, иногда добавляли шкуры. Всегда вовремя и в полном объёме. Втройне жалко, что им не получилось вовремя помочь… Вся деревня — мужиков пятьдесят, да плюс вдвое больше стариков, баб и детей. Готовились вот к посевным скорым, ждали схода снега. Не вышло.
Отродья нагрянули вчера утром, по самому первому свету, когда спится слаще всего, и было их, по бессвязным словам Сергея, прямо целое море. Три деревни, наверное. Пришли быстро, но, видать, продуманно. Навалились на поселение, за пять минут запалив несколько домов, и принялись убивать. Не видел такого Сергей ещё в свои одиннадцать зим, чтобы тролли как единое целое действовали — слаженно, между собой почти не сражаясь, да ещё и ордой такой. Ну, мужики, конечно, отпор дать попытались, но против такого числа выродков ни арбалеты, ни охотничьи ружья долго не выстояли. Тролли согнали пленных в одну кучу и, к немалому удивлению и ужасу всех, добивать не стали, а увели прочь, сбивая, словно стадо.
Сам Сергей схоронился просто чудом: дома не ночевал, посланный отцом соседскую борону на сарае разобрать, винтики поснимав, чтобы потом за бесценок купить недели через две. Задремал на том же сеновале, на самом верху, а когда выродки в деревню ворвались, лесом и ушёл.
Торбранд опустился в кресло, почёсывая небритый подбородок. Взглянул на Атли, но сейчас, когда нужно было хоть что-то высказать или посоветовать, это только взбесило конунга. Бесстрастное лицо ярла, которое он так любил носить ради мужественного вида, было совершенно нечитаемо: что он думает, что тупит последним тормозом, что просто пьяный — не поймёшь, пока не присмотришься. Отвернувшись обратно к Бьёрну, конунг кивнул, прося продолжать. Только вот беда-то не в этом вся. Не в числе троллей, которых на эту весну в голодные походы больше сотни нагрянуло. И не в неожиданном воинском умении их, и не в жителях Новокруглово, угнанных в плен вместо немедленной казни и сожжения, как это любили делать отродья. Беда была в том, что когда молодой Сергей рванул на юг, к Оби, чтобы в соседнем колхозе предупредить о налёте, там снова наткнулся на троллей. Точнее на их следы. Побродив некоторое время по развалинам и горячим ещё костровищам колхоза, он так и не нашёл ни одного живого человека. Несколько десятков убитых, гора дохлых троллей да размокающие под солнышком следы толпы, угнанной на север. В колхозе, по словам пацана, жило человек триста. Охотники, лесорубы, был даже старый технический цех. Отродья все сожгли, а представляющееся ценным унесли с собой.
Бросившись обратно в леса и до сегодняшнего утра утекая от то и дело появляющихся на тропах троллей, Сергей почти без привалов добрался до Ульвборга. Измотанный, сломленный и полуживой.
Значит, все-таки весна пришла… Но мальчишка рассказывал интересные и даже невероятные веши. Тролли, сгоняющие рабов! Что дальше? Замена луков и копий на дробовики и автоматы? Словно читая мысли конунга, Бьёрн кивнул. Опасно.
Герд быстро мазнула ваткой по грязному предплечью мальчишки, придержала, вгоняя под кожу очередную блестящую иглу. Парень затравленно дёрнулся, но уже через секунду обмяк, поник плечами.
— Что с ним делать? — В комнате появился Оттар, вытирающий руки полотенцем.
— Это сейчас не важно, — удержал отмашку Торбранд, — пусть Герд его ещё раз внимательно обследует, потом отведите вниз, к тёткам, пусть комнату ему найдут в районе тюрьмы. Покормят, спать положат — после разберёмся… Ну, — он повернулся к Хальвдану и стоящему у дверей непроницаемому Атли, — что скажите, ближники?
— Мочить! — сказал Хальвдан, даже не изменив вальяжной позы. — Рвануть сейчас на север и всех замочить. Освободить пленных, конечно…
— В это лето страндхуг с пожженных деревень не брать, — добавил Бьёрн.
Ну да, каждый о своём…
— А ты чего скажешь? — Торбранд в упор взглянул на Атли.
— Для начала, наверное, неплохо бы тинг собрать, — сказал ярл, и Торбранд неожиданно понял, что тот пьян. Демократ херов, ну ладно…
— Через двадцать минут на камне тинга. Придёшь пьяный — застрелю! — Все поднялись за конунгом, а ярл умело потупил глазки. — Оттар, займись мальчишкой и подходи к камню…
Камень тинга — Скала у Прялки, место разрешения споров и вопросов, на котором каждый мужчина, в отличие от длинного дома, мог высказаться на равных со всеми, был устроен по любимому принципу раумсдальцев: «Сначала строим огромный зал, а потом притаскиваем туда что-нибудь нужное». Только в отличие от того же дома или музея с драккаром, тинг в Ульвборге проходил под открытым небом, в одном из самых крупных двориков почти у самой реки. Это чтобы Асам слышно было, о чем младшие говорят.
Раумы, собранные по всему боргу с помощью внутренней громкой связи, сошлись к камню через пятнадцать минут. Попритащили шкур ещё, одеял всяких, привычно раскидали вчерашний снег, полукругом располагаясь подле здоровенного, метра два высотой, валуна, вмонтированного прямо в деревянный пол, и дворик наполнился гомоном: о том, что произошло каких-то полчаса назад, уже знали абсолютно все. Сейчас придёт конунг и им предстоит вынести решение, а если так выткано Норнами, то, может, сегодня к вечеру кое-кто уже и в походе будет…
Торбранд появился последним, в сопровождении Атли, Рёрика и Бьёрна, молчаливый, небритый с утра, закутанный в красный плащ. Они уселись на свободные места у самого основания камня, передвинув не без причины появившиеся на поясах мечи на колени, и замерли. Бьёрн, которого конунг попросил донести последние вести до остальных раумов, тяжело полез на оледенелый камень, помогая себе короткой резной палкой. Взобрался, осмотрел собравшихся и традиционно поприветствовал всех, открывая тинг по разрешению самого конунга. Начал рассказ.
Торбранд смотрел на лица собравшихся. Разные: усталые и отдохнувшие, довольные и хмурящиеся, — но все без исключения родные. Безусловно, за зиму они соскучились по стрельбе, по походам, по звону меча, рассекающего плоть тролля. Что за вести принёс с севера ободранный и напуганный мальчуган? Конунг поднял голову к бледному небу, как любил делать на этом дворе, и вздрогнул, разглядев высоко вверху чёрный силуэт ворона. Это одна из птиц Одноглазого, Хугин или Мунин, каждый день облетающая Мидгард, чтобы вечером рассказать Всеотцу об увиденном.
Ворона заметили и другие, по сидящим перед камнем людям пошло движение, и не одна голова закинулась назад, чтобы разглядеть священного посланника. Даже Бьёрн прервался, всматриваясь в небо вместе с остальными. Знак. «Этот мир всегда рядом, — подумал Торбранд, — и не имей язычество реальных, ощутимых и видимых, всегда проявляющихся знаков своего присутствия, наши предки никогда бы не пошли по этому древнему и рискованному пути».
Конунг поочерёдно прикоснулся к медному браслету, железной руне на шее, молоту Тора на груди и рукояти меча. Но возбуждение постепенно стихло, птица исчезла из узкого голубого проёма вверху, и Бьёрн закончил рассказ.
И вроде вещи очевидные: подвластные деревни подверглись нападению, а значит, надо в поход, как бывало уже много зим, — но что-то держало конунга, не давая в течение ближайшего часа отдать ряд приказов и просто посмотреть вслед удаляющейся карательной экспедиции.
Тролли проявили признаки разума, собравшись в армию и не воспользовавшись результатами победы как обычно. Кроме того, они умудрились ворваться в Новокруглово, почти не потеряв своих, как утверждал пацан, и это несмотря на круглосуточную охрану и посты деревенских. Это значит, что тролли действовали не как всегда. И возможно, их кто-то вёл…
Торбранд читал лица. Кто пойдёт? Кого из своих людей он на этот раз пошлёт навстречу старой, давно знакомой угрозе, теперь сменившей тактику?
Бьёрн скатился с Камня Прялки, ритуально приглашая на место говорящего любого, кому есть что сказать. Домашний тинг проходит быстро, без жертв Асам, без приветствий и долгих представлений. «Ещё не стемнеет, — думал конунг, — как они наберут отряд».
За час с лишним, прошедший у Камня, сказали очень много, но почти ничего нового. Наверное, именно для этого тинг и нужен в Раумсдале, чтобы точнее очертить и без того всем известное. Взбирались, скользя расписными ботинками по оледеневшему боку камня, вставали в полный рост, здоровались и говорили.
