Новый череп улыбался так же дружелюбно, как и старый.
Прекрасно было находиться в выключенном из жизни состоянии, но надо было предупредить Его Высокопреосвященство, что мне пришел ужасный конец.
Шестого числа следующего месяца я отправила кардиналу небольшое письмецо.
По иронии судьбы в это же время король двинулся из Парижа, где он находился в некоем подобии отпуска, обратно под Ла-Рошеяь.
И король со своими мушкетерами, и мое послание достигли ставки кардинала в один день. Король встретился с Его Высокопреосвященством в Сюржере, письмо ждало его в ставке у Каменного моста.
Там же, неподалеку от Сюржера, Рошфор нашел и арестовал д'Артаньяна и присоединившихся к нему друзей, доставив их в домик у Каменного моста.
Остальное передаю со слов Рошфора, который по приказанию Его Высокопреосвященства оставил монсеньора и д'Артаньяна наедине в кабинете, а сам вышел за дверь.
За дверью он сразу же принял такую позицию, которая позволила выслушать ему разговор от первого слова до последнего.
Теперь на все мои ехидные замечания Рошфор отвечает, что, прислонившись ухом к двери, подслушивают только безродные лакеи, люди благородные пользуются при этом тазиком для бритья, который значительно лучше улавливает звуки. Но он отказался даже от этого замечательного средства, так как за одной из портьер была дырочка, прекрасно позволяющая и видеть, и слышать происходящее в кабинете Его Высокопреосвященства.
Итак, кардинал стоял у камина; находившийся в комнате стол отделял его от д'Артаньяна.
– Милостивый государь, – холодно сказал кардинал, – Вы арестованы по моему приказанию.
– Мне сказали это, Ваша светлость, – постарался остаться невозмутимым д'Артаньян.
– А знаете ли Вы, за что?
– Нет, Ваша светлость. Ведь единственная вещь, за которую я бы мог быть арестован, еще неизвестна Вашему Высокопреосвященству.
– Вот как! Что это значит?
– Если Вашей светлости будет угодно сказать мне прежде, какие преступления вменяются мне в вину, я расскажу затем поступки, которые я совершил на деле.
– Вас обвиняют в том, что Вы переписывались с врагами государства, в том, что Вы выведали государственные планы, в том, что Вы пытались расстроить планы Вашего военачальника, – запустил пробный шар Его Высокопреосвященство.
Как человек с гибким умом и недюжинными способностями политика, д'Артаньян, конечно же, сразу свалил вину с больной головы на здоровую.
– А кто меня обвиняет в этом Ваша светлость? – воскликнул он, пылая гневом праведника. – Женщина, заклейменная государственным правосудием, женщина, вышедшая за одного человека во Франции и за другого в Англии, женщина, отравившая своего второго мужа и покушавшаяся отравить меня!
Кардиналу лучше, чем кому-либо, были известны все повороты моей судьбы, начиная с «заклеймения государственным правосудием», поэтому он сделал большие глаза и спросил:
– Что Вы рассказываете, милостивый государь! О какой женщине Вы говорите?
– О леди Винтер. Да, о леди Винтер! – раскрыл кардиналу глаза на жизнь д'Артаньян. – Все преступления которой были, очевидно, неизвестны Вашему Высокопреосвященству, когда Вы почтили ее своим доверием.
– Если леди Винтер совершила те преступления, о которых Вы сказали, милостивый государь, она будет наказана, – постно заметил кардинал.
– Она уже наказана, Ваша светлость, – неожиданно сказал д'Артаньян.
– А кто же наказал ее? – изумился Ришелье.
– Мы, – просто и величественно ответил гасконец.
– Она в тюрьме? – нахмурившись, спросил кардинал.
– Она умерла, – поднял глаза к небу гасконец.
– Умерла? – изменился в лице кардинал. – Умерла? Так Вы сказали?
Он опустился за стол.
– Три раза она пыталась убить меня, – объяснил д'Артаньян. – Она пыталась отравить и женщину, которую я люблю. Тогда мои друзья и я изловили ее, судили и приговорили к смерти, – и пустился в подробный рассказ о событиях в Бетюне и его окрестностях.
Его Высокопреосвященство, чернее тучи, слушал, невидящими глазами уставившись в столешницу. Рошфор торжественно клялся на Библии, что кардинал дрожал, да и сам он не мог сдержать отчаяния. Может быть и не лгал, не знаю, приятно все-таки, что твоя смерть не оставляет близких людей равнодушными.
Внезапно из своей засады Рошфор увидел, как взгляд Его Высокопреосвященства остановился на одном из свежих писем, пришедших в его отсутствие, пока он ездил в Сюржер встречать короля, и положенных для рассмотрения. Кардинал, продолжая слушать рассказ гасконца, распечатал его и пробежал глазами.
И сразу мрачная угроза на лице Его Высокопреосвященства сменилась совершенно безмятежным выражением.
Даже невиновный Рошфор испугался и решил, что гасконцу предрешена плаха на Гревской
