Он сделал еще глоток пива.
Или, может быть, просто стереть с лица земли всю эту мразь? Все вечно только и вопят о том, в какую клоаку превратилась Таймс-сквер, но на деле никто и пальцем не шевельнет. Вот он и сделает все вместо них. Он покажет им, как избавиться от неприятного соседства, раз они так им тяготятся. Балаганы снесет один за другим, паршивых шлюх и сутенеров загонит в реку, шикарные сутенерские тачки зашвырнет в окна чердачных фотостудий с «обнаженными несовершеннолетними моделями», а эти тротуары расковыряет к чертовой матери, если сил хватит. Давно пора это сделать. Достаточно посмотреть, просто посмотреть на это место в двух шагах от портовой администрации. Хорошенькие же вещи предстают первым делом глазам детишек, едва они сходят с автобуса!
Том допил пиво. Банку он швырнул на пол, повернулся в своем кресле и потянулся за новой, но от шестибаночной упаковки не осталось ничего, кроме полиэтиленовой оболочки.
— К черту! — рявкнул он. Внезапно им овладела ярость. Он включил микрофон, до предела вывернул ручку громкости. — К ЧЕРТУ! — проревел он, и голос Черепахи загремел над 42-й улицей, искаженный и многократно усиленный динамиками. Люди на тротуарах встали как вкопанные, и все взгляды устремились на него. Том улыбнулся. Похоже, он завладел их вниманием. — К ЧЕРТУ ВСЕ! — продолжал бушевать он. — К ЧЕРТУ ВАС ВСЕХ!
Он помолчал немного и приготовился было развить эту тему дальше, как вдруг его внимание привлек голос полицейского диспетчера, пробившийся сквозь помехи в приемнике. Он повторял код, означавший, что какому-то полицейскому требуется подкрепление.
Том оставил их стоять с разинутыми ртами, а сам внимательно прослушал подробности. Ему даже отчасти стало жаль беднягу, которому предстояло вот-вот расстаться со своей головой.
Его панцирь взвился вертикально вверх, поднялся высоко над улицами и домами и стрелой помчался на юг, к Вилледж.
— Я думала, ты просто очень нерешительный, — сказала Барбара, когда наконец овладела собой. — Тебе всегда нужно было время, чтобы принять какое-то решение. Я не понимаю, Том.
Он не мог смотреть ей в глаза. Вместо этого он оглядывал ее комнату, засунув руки в карманы. Над столом она повесила свой диплом и лицензию на преподавание. Вокруг них были развешены фотографии: Барбара, наморщив нос, меняет четырехмесячной племяннице подгузник, Барбара с тремя младшими сестрами, Барбара учит свой класс вырезать из ватмана черных ведьм и оранжевые тыквы для Хэллоуина, Барбара репетирует с учениками какую-то пьесу для школьного утренника, Барбара заряжает диапроектор. Барбара читает книгу. Это был его любимый снимок. На нем Барбара была запечатлена с маленькой чернокожей девочкой на коленях, а еще с десяток ребятишек сгрудились вокруг нее и, раскрыв рты, слушали «Ветер в ивах», который она читала вслух. Том сам сделал этот снимок.
— Нечего здесь понимать, — отрывисто бросил он, отведя взгляд от фотографий. — Все кончено, вот и все. Давай не будем все усложнять, ладно?
— У тебя есть кто-то другой? — спросила она. Возможно, гуманнее было бы сказать ей неправду, но он совершенно не умел лгать.
— Нет, — ответил он.
— Тогда почему?
Она была ошеломлена и подавлена, но никогда еще Том не видел ее такой красивой. Он не мог смотреть ей в лицо и отвернулся к окну.
— Просто так будет лучше. У нас разные цели в жизни, Барбара. Ты хочешь иметь семью, так ведь? А я — нет. У нас ничего не выйдет. Ты — замечательная, дело не в тебе, это все… черт, просто у нас ничего не выйдет. Вокруг тебя вечно толкутся толпы детей. У твоей сестры сколько? Трое? Четверо? Я устал притворяться. Я ненавижу детей. — Он почти кричал. — Я терпеть их не могу, понимаешь?
— Ты шутишь, Томми? Я же видела, как ты вел себя с ребятишками из моего класса. Ты приглашал их к себе и показывал им свою коллекцию комиксов. Ты помогал Дженни сделать модель самолета Джетбоя. Ты любишь детей.
Том рассмеялся.
— Черт, как ты можешь быть такой наивной? Я просто хотел произвести на тебя впечатление. Хотел забраться к тебе под юбку. Я не… — У него сорвался голос. — К черту все, — сказал он. — Если я так уж без ума от детей, зачем бы я стал делать себе стерилизацию, а? Зачем, а? Скажи-ка мне?
Когда он обернулся, лицо у нее было такое, как будто он дал ей пощечину.
Спортивную площадку окружило шесть патрульных машин, их мигалки разрывали сгущающиеся сумерки красно-синими вспышками. Полицейские залегли за машинами с пистолетами в руках. За оградой под баскетбольной корзиной распластались два темных силуэта, третий висел на одном из бочонков. Кто-то скулил от боли.
Том заметил знакомого детектива, который держал за шиворот тощего джокера-подростка с белым мучнистым лицом, похожим на пудинг из тапиоки, и периодически встряхивал беднягу так, что у того лязгали челюсти. Мальчишка был в одежде цвета «Демонических принцев».
— ЭЙ, ТАМ, ВНИЗУ! — прогремел он. — ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
Ему пояснили.
Бандитская разборка, вот и все. Ничего серьезного. Какие-то сопляки-натуралы, орудовавшие на окраинах Джокертауна, посягнули на территорию «Демонических принцев». Те собрали человек пятнадцать-двадцать и двинулись в Ист-Вилледж — поучить непрошеных гостей уважать границы. Все случилось на этой площадке. Ножи, цепи, несколько пистолетов. Омерзительно.
А потом началась какая-то чертовщина — у этих натуралов оказалось с собой нечто странное.
Они остались друзьями. Том гордился своей выдержкой. Труднее всего ему пришлось, когда воспоминания еще были свежи, и первые одиннадцать месяцев они избегали друг друга. Но Байонна была в некотором роде большой деревней, у них оставалось слишком много общих знакомых, и потом, ничто не длится вечно.
Возможно, то были самые тяжелые одиннадцать месяцев, которые когда-либо доводилось пережить Тому Тадбери.
Однажды ночью Барбара вдруг ни с того ни с сего позвонила ему. Том был счастлив. Он отчаянно тосковал по ней, но понимал, что ни за что не сможет ей позвонить после того, что случилось.
Голос у нее был такой, как будто она выпила несколько бутылок пива.
— Ты ведь был моим другом, Том. Помимо всего прочего ты был моим другом, правда? Мне сейчас очень нужен друг, понимаешь? Можешь прийти ко мне?
Он купил упаковку пива и пришел. В тот день ее самую младшую сестру насмерть сбил мотоцикл. Здесь нечего было ни сказать, ни сделать, но Том сказал и сделал все обычные бессмысленные вещи, был рядом с ней и слушал ее, пока не наступил рассвет. Тогда он уложил ее в постель, а сам лег на диване.
Проснулся он далеко за полдень. Над ним стояла Барбара в махровом халате и с красными заплаканными глазами.
— Спасибо тебе. — Женщина присела на краешек дивана, взяла его руку и долго держала ее, не говоря ни слова. — Я хочу, чтобы ты остался в моей жизни, — произнесла она наконец с заметным усилием. — Я не хочу, чтобы мы снова потеряли друг друга. Друзья?
— Друзья, — ответил Том. Ему хотелось прижать ее к себе и покрыть все ее лицо поцелуями. Но он лишь чуть сжал ее пальцы. — Что бы ни случилось. Навсегда. Хорошо?
Барбара улыбнулась. Он изобразил зевок и уткнулся лицом в подушку, чтобы она не увидела его глаз.
— Оставайтесь на своих местах, — предупредил полицейских Черепаха.
Дважды повторять не потребовалось. Сопляк прятался внутри одной из цементных бочек, и они видели, что произошло с полицейским, который попытался сунуться на площадку, чтобы его взять. Исчез, исчез, как не было, в мгновение ока, окутанный невесть откуда взявшейся чернотой, как будто его каким-то образом… погасили.
