Под прикосновениями ее ладоней Джек начал расслабляться. Он представлял, как ведет ее все ниже и ниже по уровням своего сознания. Она уверенно обходила барьеры, не затрагивая его сокровенного «я». Кошки всегда подбивали ее подглядеть. Из дружбы и в силу собственной почти патологической скрытности Вонищенка противилась этому искушению.
Пробираться по сознанию Джека было все равно что двигаться, ориентируясь по обонянию. Город, его обитатели и сама Вонищенка — все это обозначалось в его мозгу своим неповторимым запахом, а не образом или словом, это шло в цепочке сознания много позже.
Наткнувшись на запах трясины, гниющей смерти и разложения, Джек остановился. Почувствовав страх — он опасался никогда не вернуться оттуда, — Вонищенка ответила ободряющим мысленным прикосновением. Но именно ее несокрушимая воля заставила его снова погрузиться во мрак и царство запахов, которые составляли основу крокодильей сути. Человеческий разум Джека уступил место другой его ипостаси, и Вонищенка выскользнула прочь из его мозга, в который уже рвалось звериное сознание. Затхлый болотный дух и вызывающий рев аллигатора преследовали ее по пятам.
Она снова очутилась в собственном теле, инстинктивно отпрянула, больно ударившись головой о фаянсовый бок раковины, и отдернула руки от массивной крокодильей морды, лежавшей у нее на коленях. Аллигатор подскочил и издал тот самый вызывающий рев, который Вонищенка только что слышала. Она судорожно набрала в грудь побольше воздуху, проникла в сознание рептилии и успокоила ее. Колотя хвостом по полу, он попятился назад — в тесной уборной было не развернуться.
Снаружи послышался голос Розмари, и Вонищенка вскинула голову. Дверь в уборную была приоткрыта, и в щель заглядывал взволнованный метрдотель-вьетнамец. При виде этого невероятного зрелища глаза у него расширились, он зажал рот рукой и поспешно захлопнул дверь.
Вонищенка оглянулась на аллигатора и принялась искать в его сознании рычаг, который заставил бы его отрыгнуть книги. Обнаружив воспоминание о ядовитом мясе, она направила зверя к кабинкам.
Его ментальный отклик оказался столь сильным, что ее саму едва не стошнило.
Аллигатор изрыгнул содержимое желудка на пол и в унитаз. От вони полупереваренной пищи передернуло даже Вонищенку, привычную к большинству проявлений как жизни, так и смерти. Успокоив взволнованную рептилию, она поднялась и принялась брезгливо рыться в поисках завернутых в полиэтилен книг. К счастью, они нашлись быстро. Она ополоснула сверток под краном. Аллигатор замолотил хвостом, разнося перегородку кабинок в щепу, и издал глубокий горловой рык — недовольный, голодный.
Вонищенка проникла в его сознание и начала отделять человеческую суть Джека от сознания рептилии. Не прошло и двух минут, как на холодном полу, где только что находился аллигатор, дрожа, лежал Джек. Он сжался в комочек от ударившего в нос зловония и воспоминаний, и женщина сунула ему в руки ворох одежды.
— Так надо было сделать.
Она намочила бумажное полотенце и ласково вытерла ему лоб.
— Каждый раз я думаю, что никогда больше не стану человеком. — Джек смотрел в стену. — Когда это наконец произойдет, возможно, так будет лучше.
— Не для Корделии.
«И не для меня». Но эта мысль осталась невысказанной.
— Корделия. Да. Верно. — Его голос ничего не выражал, — Давай покончим с этим делом.
Он уже оделся и толчком распахнул дверь. Вонищенка вышла из уборной следом за ним. В конце зала они увидели Розмари в обществе уже четырех мужчин: к молодым людям присоединилась пара постарше.
— Роза-Мария, мы испытываем глубочайшее уважение к памяти твоего покойного отца, но не можем позволить тебе вмешиваться в дела Семьи.
— Дела Семьи — это и мои дела тоже. — Розмари бросила взгляд на приближавшихся Вонищенку и Джека. — Я — Гамбионе.
Она взяла чуть влажный сверток, который передала ей подруга. Пожилые мафиози обменялись недовольными взглядами. Вонищенка поняла, что разговор продолжается примерно в том же духе уже некоторое время.
— У меня есть к Семье одно предложение. — Розмари положила книги на стол и оперлась на них. — Я хочу, чтобы меня слышали все капо.
— Ты — женщина, — заметил высокий.
— Роберто, пусть она скажет. Нам надо принимать решения, а это препирательство нас задерживает.
Морелли открыл дверь. Розмари вошла первой, Джек с Вонищенкой — следом. Мафиози попытался преградить дорогу спутникам Розмари. Она впилась в капо таким взглядом, что в конце концов он сдался и пропустил их внутрь.
Кабинет оказался длинным и узким, и почти все его пространство занимал стол, за которым сидели капо Семьи с траурными повязками на рукавах. Они яростно спорили, каким образом лучше всего отомстить за смерть дона Фредерико.
У застланного белоснежной скатертью стола стоял мужчина и внимательно прислушивался к обсуждению. При виде Розмари, Вонищенки и Джека он поднял глаза.
— Это те самые люди, у которых книжки?
— Да, дон Томазо, — ответил высокий капо, которого Морелли товарищ назвал Роберто.
Розмари подошла к краю стола и положила книги на скатерть, но из рук их не выпустила. Вонищенка остановилась рядом с ней. Джек ушел в конец комнаты и встал у окна, глядя на темный переулок.
— Благодарю тебя, Роза-Мария. — Голос у дона Томазо был сладкий, елейный. — Благодарю тебя за то, что принесла нам эти книги.
Вонищенка напряглась и сузила глаза. Этот человек очень ей не нравился. В случае необходимости она без колебаний вцепится ему в горло. Она наморщила нос. Запах рыбной подливки заставил ее вспомнить о том, что она тоже давно не ела.
— Синьорина Гамбионе, с вашего позволения, дон Томазо.
Пальцы Розмари крепче стиснули книги. Она встретилась взглядом с мужчиной. Вонищенка ощутила нарастающее в обоих напряжение и почувствовала, как откликнулись на это напряжение ее мышцы. С улицы донесся скрежет захватов мусоровоза и лязг переворачиваемого мусорного бачка. Молчание в кабинете затягивалось. Дон Томазо первым склонил голову в знак уступки.
— Эти книги — не подарок, — сказала Розмари. — Они принадлежат
— Вы говорите как человек, не принадлежащий к Семье.
Дон Томазо глазами сделал знак мужчине, который сидел от него справа. Вонищенка перехватила это еле уловимое движение. И снова пожалела, что у нее нет ни когтей, ни зубов, как у ее питомцев.
— Я говорю как человек, который едва не стал свидетелем краха Семьи Гамбионе. Нас обложили со всех сторон, а вы сидите здесь и препираетесь, как отомстить врагу, которого даже не можете назвать. — Розмари обвела собравшихся сердитым взглядом и тряхнула книгами. — Если вы пойдете тем же путем, что и Мясник, Гамбионе обречены!
За стеной послышался крик боли. Дверь с треском распахнулась.
— Ух ты! — присвистнул Джек.
Вонищенка бросилась к Розмари, но была сбита ног тощим посетителем, который ворвался в кабинет. Он проворно выхватил книги у Розмари и, убегая, подставил ей подножку.
— Стой, или умрешь!
Это произнес дон Томазо.
Вонищенка, пытавшаяся поддержать Розмари, увидела, как дон Томазо выхватил начищенную до блеска «беретту» и прицелился в убегающего посетителя. К ее изумлению, вор хрипло расхохотался и остановился. Криво усмехнувшись, он развернулся и в упор взглянул на дона, и тот судорожно выстрелил один раз и мешком рухнул на стол. Остолбеневшие капо как по команде принялись палить по вору, который мчался к окну. Удары пуль едва ли замедлили его продвижение. Мафиози, которые пытались перерезать ему дорогу, падали под его взглядом как подкошенные, точно он каким-то образом отражал их пули.
— Джек! Отойди! Быстро!
