небыстрое, а мы должны отправили тебя до конца следующей недели, потому, что потом мсье Сержа не будет в Женеве. Нужно быстро определиться, в каком составе ты едешь, и в понедельник до обеда забросить ко мне в офис паспорта и фотокарточки для виз, о’кей? Сможете завтра где-то все сфотографироваться?
– Конечно, – секунду поскрипев мозгами, ответил я.
Фотографироваться не придется, фотокарточек полно дома со времени последней эпопеи с загранпаспортами. Задача только в том, чтобы без Галины их найти.
– Отлично, – потер руки Шуляев. – Заодно подпишете все необходимые формы. Во сколько примерно вы будете?
Так, раз что-то подписывать, значит, Галина должна сама быть? Значит, завтра все-таки шлепать за ними на дачу?
– Прямо с утра, – пообещал я, хоть мне еще ничего самому не было ясно. – Кстати, во сколько у видных московских адвокатов начинается утро?
Шуляев весело рассмеялся:
– Поздно начинается, особенно по понедельникам. Но Яна будет, как всегда, к десяти. Она все сделает, я ее предупрежу. Вы с ней, кажется, уже знакомы.
«Ага, значит эту брюнетку ростом с Эйфелеву башню зовут Яна, – отметил про себя я. – Интересно, она у этого жука только как секретарша, или и для других целей тоже?» Словно в подтверждение моих подозрений, «этот жук» Шуляев мерзенько осклабился.
– У вас очень хорошая секретарша, Вадим Львович, – опять настолько же неожиданно, насколько и органично втекла в наш диалог тетка Эльмира, и сразу снова обратилась к своему собеседнику: – Так о какой, как вы сказали – клаузуле вы говорили, Серж?
Ого, она его называет уже просто по имени! Во тетка дает! «Кстати, о чем это они там?» – привлеченный незнакомым словом, заинтересовался я.
– Клаузула – в интересующем нас контексте – это юридический термин, означающий наличие в официальном документе какой-либо оговорки, – с энтузиазмом продолжил было свой прерванный рассказ мсье Серж, но тут произошло неожиданное.
Шуляев, видимо, полностью разочаровавшись во мне как в партнере по части выпить, в этот момент как раз делал из своего бокала добрый глоток. Но давно известно, что пьянство в одиночку – губительно. В подтверждение этой истины коньяк, видимо, попал Шуляеву не в то горло, и адвокат вдруг согнулся пополам и страшно закашлялся. Благородный напиток полился у него изо рта и из носа так, что я еле успел убрать ноги, чтобы не попало на брюки. Я кинулся на помощь и принялся хлопать Шуляева по спине. Подскочила с неожиданной резвостью тетка Эльмира, и даже мсье Серж участливо приподнялся на стуле. Но Шуляев уже был в норме и вытирал платком нос и налившиеся слезами глаза.
– Мои извинения, друзья, – произнес он, складывая платок и убирая его в карман. – Теперь я знаю, что такое слишком много выпить.
Я неожиданно для самого себя громко расхохотался. Черт, а адвокат не только над другими но и над собой посмеяться может! Явный плюс ему в моих глазах. Но мой смех никто не поддержал. Тетка сочувственно гладила Шуляева по плечу, а тот в свою очередь как-то странно смотрел на Бернштейна. Мне даже показалось, что в течение тех нескольких секунд, что длился этот взгляд, между ними произошел некий немой, но при этом вполне отчетливый диалог, понятный только им двоим.
– Да, много пить вредно, – серьезным тоном произнес мсье Серж, зачем-то тоже вынул платок и принялся вытирать им рот.
– Боже, уже начало первого! – тут же, как по сигналу, подхватилась тетушка Эльмира. – Глеб, мальчик, не пора ли нам?
– А на посошок? – как будто финал вечера – дело решенное, воскликнул оживший Шуляев.
– Мой посошок всегда при мне, – демонстрируя свою трость с набалдашником, задребезжал в несколько неестественном смехе Бернштейн.
Его шутку поддержали все. Улыбнулся и я, но мне было как-то не по себе. Что-то странное и непонятное мне произошло только что. Я опять почувствовал себя за болвана. Но тут в бокалы опять разлили вино и коньяк. Шуляев, поостерегшись, себе плеснул чуть, мне же долил содержимое бутылки до конца. Я не возражал – не допить такой нектар богов было преступлением. Выпили и начали прощаться. Мсье Серж и тетка Эльмира только что не обнимались, как будто были знакомы тысячу лет. Меня же последняя ударная доза коньяка снова погрузила в расслабленное состояние, и я поручкался с Бернштейном более, чем вяло. «До встречи в Женеве!» – сказал он мне на прощание, и мы втроем покинули кабинет.
На улице было уже не по-летнему свежо. Я поежился, зевнул и начал осматриваться в поисках какого- нибудь средства передвижения а-ля частник. Но тут выяснилось, что Шуляев живет где-то по Профсоюзной, и без проблем подбросит тетушку на своем Мерседесе с водителем до дома. А поскольку оказалось, что для каждого из нас предусмотрительно было заказано по таксомотору, то разрешилась и моя транспортная проблема. По знаку ливреистого швейцара под козырек отеля, урча, подкатил неведомо откуда взявшийся черный английский метрокэб, с виду похожий на мини-катафалк.
– Вполне можно было бы прокатиться и на чем-нибудь попроще, – проворчал я, соображая, во сколько обойдется мне поездка на этом катафалке, но Шуляев толкнул меня в бок, и успокоил классической фразой из анекдота советского периода:
– Халява, сэр!
– Это хорошо, а то я еще не вступил в права наследования, – ответил я.
– Слушай, Глеб, перестань выделываться, – пьяненько задышал мне в ухо, интимно обняв за шею, Шуляев. – С твоими бабками вопрос – решенный. Даже в Женеву ты летишь, по сути, уже за свой счет. Кстати, в Швейцарию глупо лететь одному, или там с женой. Визу сделаем в лучшем виде! Если не с кем, хочешь, уступлю тебе Яну, а?
И Шуляев гаденько подмигнул мне. Не с моим, конечно, кобеляжным опытом ломаться, как целочке, но меня немного передернуло. Может быть, потому, что подтвердились мои предположения про мультифункциональность Шуляевской серетарши?
– Я подумаю над твоим любезным предложением, – ответил я Шуляев, с трудом удержав себя от того, чтобы назло адвокату сразу не согласиться.
Мы попрощались с адвокатом и расцеловались с тетушкой, условившись созвониться завтра, и я помахал ручкой увозившему их Мерседесу. Отчего-то вздохнулось. Я забрался в огромные недра метрокэба.
– У вас нет на кассете песенки Игги Попа «В катафалке»? – постучал я в стеклянную перегородку, разделяющую пассажирский салон от кабины водителя.
Тот не понял моего мрачного юмора.
– Нет, к сожалению. Хотите, включу Авторадио, – приветливо откликнулся молодой парень в фирменной таксистской кепке.
– Лучше уж милицейскую волну, – пробурчал в ответ я.
Водитель весело рассмеялся каламбуру, и мы отбыли.
Глава 6
Что такое одиночество
Воскресенье
Большую часть ночи я спал, как обрубленный. Утром же, после того, как рассвело, меня начало похмельно потряхивать, и я принялся крутиться и ворочаться, то всплывая из состояния тяжелого оцепенения, то опять погружаясь в него, как в ледяную ванну. Когда я, наконец, разлепил глаза, и с трудом сфокусировал взгляд на часах на стене, более длинная из двух стрелок как раз чуть сместилась вправо от положения «вертикально вверх», приоткрыв свою более короткую и толстую сестрицу. Боже, начало первого! И – Боже, как болит голова! Вроде и выпили то – тьфу, пару бутылок шипучки на всех, да ноль семь коньяку мы пополам с Шуляевым. Ну, пусть мне досталось побольше, потому что тому под конец приплохело, – все равно не доза, приходилось и вдвое принимать на грудь. Вот что значит – перенервничавши да с устатку. Правда, наверное, приехав уже во втором часу ночи домой, все-таки не нужно было допивать все, что обнаружилось в холодильнике. Хорошо, что это «все» оказалось всего лишь бутылкой пива и граммами ста водки. Соорудил себе, блин, коктейльчик! Теперь вот пожинай плоды своих
