очень рад тебя слышать!
– Как здорово, что ты узнал меня, – запел в трубке ее голос. – Я, собственно, звоню сказать, что у меня изменились планы, я никуда не уехала, и мы могли бы встретится, если ты хочешь.
Хотел ли я? Конечно и, по возможности, прямо сейчас, – и дефицит общения с близким по духу человеком был бы восполнен, а при мысли о том, чем это общение можно было бы разбавить, у меня сладко заныло в штанах. Так что же меня останавливает? Ответ был прост до банальности – деньги. Один раз оказав от широты души (или желая повыделываться?) матподдержку в размере двухсот американских дензнаков, категорически невозможно было опускать планку. А столько в кошельке у меня сейчас просто не было. «Миллионер хренов!» – грустно усмехнулся я.
– Кстати, ты можешь не беспокоится о деньгах, – словно прочитав мои мысли, прервала паузу Талия.
Пришлось срочно оправдываться, сбивчиво объясняя, что дело совсем не в этом, и что я просто не знал, как сказать, что хочу встретится прямо сегодня. Вроде, получилось правдоподобно.
– Представляешь, я тоже не знала, как предложить встретиться сегодня вечером, – мило защебетала Талия. – Может быть, как в прошлый раз, часов в семь у меня?
– Хорошо, в семь, – согласился я, и не удержался, чтобы не изобразить из себя нетерпеливого Дон Жуана: – если нельзя раньше.
– Я не успею добраться и привести себя в порядок, – начала оправдываться она, но я проявил великодушие:
– Хорошо, хорошо, но без одной минуты семь я буду у твоих дверей, можешь открывать без звонка. Сверим часы?
– Не будем, – ты не опоздаешь, когда бы ни пришел, – загадочно ответила Талия и отключилась, послав мне в трубку на прощание поцелуй.
Только сейчас я понял, что во время всего разговора я стоял посредине комнаты. Я опустился на диван и задумался. Дело в том, что кроме безусловных положительных эмоций по поводу скорого и весьма приятного общения, разговор с Ташей меня еще и озадачил. Потому, что как бы ни было запутано и непонятно мне самому мое отношение к Таше, как ни странно, гораздо больше сейчас меня занимало ее отношение ко мне. Эта ее последняя загадочная фраза, – мол, приходи когда захочешь, плюс предложение исключить из наших отношений материальную составляющую, – все вместе это давало картину совершенно определенную. Помните – у Ремарковских проституток предложение встречаться без денег означало едва ли не любви, а уж глубокую симпатию – точно! Меня-то как раз присутствие в деле «материальной поддержки», как ни странно, устраивало. Потому, что пока ты платишь, все предельно ясно и – удобно. А когда в ясные и понятные вторгаются эмоции, паче того – чувства а-ля «любэ-эвь» – все, хана, пиши пропало, начинаются проблемы всякие, а там и до обязательств недалеко. И самое паршивое, что мягкий я и отзывчивый, знаете ли, на проявление ко мне чувств этих самых. И с Жанной ведь, если честно, была далеко не только моя инициатива. Не дай она прозрачно понять, что я ей не безразличен, могло и не закипеть во мне ответное, не затумань паром голову, и тогда неизвестно, завелась ли вообще карусель. «Да, тебе сейчас только втюрившейся транссексуалки для полноты ощущений и не хватает!» – невесело усмехнулся я. Так, может, не ездить никуда, от греха подальше? Но воображение мгновенно нарисовало в мозгу несколько таких сцен, что ни о каком «не поеду» не стало и речи. «Просто буду держать себя на дистанции», – пообещал я себе и, успокоенный, начал собираться.
На часах было ровно три. Времени до свидания было еще валом и я, не торопясь, помылся-побрился, привел себя в порядок и потихоньку тронулся в сторону Преображенки. По дороге, воспользовавшись отсутствием очереди, помыл в автомойке «десятку», потом, дабы вытрясти из себя последние остатки похмельности, метнул пару чизбургеров в Макдоналдсе рядом с метро, но до конца так и не вытряс. Все еще ощущая тяжесть в голове и затруднение на вздохе, я заехал все-таки в магазин, и долго раздумывал, чего бы взять. Остановился на очень легком и приятном красном полусухом, рассудив, что такие вина с большой степенью вероятности должны нравиться и Таше тоже. Но все равно в знакомый двор, заросший липами, я приехал в половине седьмого, и еще двадцать минут сидел в машине, развлекаясь тем, что наблюдал за присутствовавшими-таки сегодня у подъезда старушками, изо всех сил пытавшимися разглядеть через затемненные стекла, кто это приехал к их подъезду, и почему не выходит? Не террорист ли? Без пяти семь напряжение бабушек достигло апогея и неизвестно, не позвонили бы в они следующую минуту «куда следует», не выйди я из машины. Проходя мимо старушечьего воинства, я вежливо сказал: «Ас-с-ьте!», на что бабки хором заклаянялись в ответ. Я, улыбаясь, вошел в подъезд, а бабки у меня за спиной сердито и громко зашептались: «Ну вот, наш, славянской внешности! А ты твердила – чеченцы, кавказцы!» – «А чего он так долго в машине-то сидел? Чисто шахид какой!» Я ржал над чеченцами и шахидами до самого пятого этажа.
Ровно без минуты я ступил на площадку верхнего этажа. Дверь Ташиной квартиры уже была приоткрыта, и из-за нее на мелкую шахматку кафельного пола ложилась полоска света. Я толкнул черное дермантиновое полотно и вошел. Талия точно так же, как позавчера, стояла, опершись о боковину двери в комнату. И одета она была точно так же, и так же зябко куталась в платок. Только волосы ее не были собраны, как тогда, узлом на затылке, а стекали гладкими струями на плечи, и только самые крайние прядки были закинуты за уши, как дужки очков, чтобы не мешали.
– Ну, здравствуй, – сказал я, прикрывая за собой дверь.
Вместо ответа она шагнула ко мне, обняла за шею, прижалась упругой грудью и приоткрыла губы. Мы слились в поцелуе, и дистанция полетела ко всем чертям. Я забрался руками ей под халатик, и гладил ее спину, потом скользнул ниже. Во мне, как в чайнике, в котором воды лишь на донышке, все мгновенно закипело.
– Подожди, подожди, Глеб, милый, подожди, – зашептала Талия, уворачиваясь от моих губ. – Может, сначала чаю?
– Тогда уж вина, – выдохнул я, с трудом заставляя выпустить из объятий мгновенно выпорхнувшую Талию, – я принес вина.
– Попробую угадать, какое ты купил! – донесся уже из комнаты Ташин голос, сопровождаемый мелодичным звоном доставаемых из серванта бокалов. – Точно не шампанское и вообще не белое, верно?
– Верно, – ответил я, пройдя в комнату и пытаясь снова поймать Талию в объятия.
– Так, значит, красное, – констатировала она, останавливаясь посреди комнаты. – Дальше сложнее, но попробую угадать.
И она с выражением глубокого раздумья на лице смешно приложила указательный палец к виску. Я подошел и снова обнял ее, снова начал искать губами ее губы.
– Глеб, мы что, куда-нибудь не торопимся? – скорчив комичную мину, взмолилась она. – Я хочу выпить вина, особенно если это… полусухое.
– Ты что, колдунья? – в притворном ужасе снова разжал я руки, и доставая из пакета бутылки, – точно полусухое.
– Какой ты умница! – воскликнула Талия и порывисто чмокнула меня в губы. – Люблю именно такое! Давай пить скорее!
Мы сели в кресла. Пробка звонко вышла из горлышка бутылки, и я разлил вино чудесного темно- розового цвета в бокалы. Талия взяла свой, заглянула мне в глаза и спросила:
– За что пьем? За любовь?
«Ну вот, точно, приехали!» – мелькнуло в голове, и хотя какого-то особого беспокойства по поводу моих подтверждающихся догадок я не испытал, но тост все-таки не поддержал:
– За удачу! – провозгласил я, стараясь не замечать легкого облачка, при этих моих словах пробежавшего по Ташиному лицу.
Я в один присест выпил приятную сладковато-терпкую влагу, Талия же смаковала вино понемногу, при каждом глотке закрывая глаза. Внутри сразу прихорошело, и я, наплевав на то, что еще рулить назад, налил себе еще. К тому времени, когда бокал Талии опустел, теплая дурманящая волна легкого опьянения уже успела разбиться предательским румянцем о мое лицо. О, вино – коварная вещь! Удивительно, что может сделать с человеком пара бокалов вина, особенно с похмелья. Я почувствовал, как увлажнились мои глаза, как весь мир мгновенно стал ближе и желаннее. Я уже жалел, что не поддержал Ташин тост. Может быть, в
