Шеврикука, или Любовь к привидению

увещевать без сдирания шкур, до пяти раз, в надежде, что дарование раскроется, а посредине шершавых листьев лопуха засияют васильки. Но терпение истреплется, напомнил Увещеватель, буде окажется детина непобедимой дурнонамеренности, свирепый до драки, скорый на скандалы, охочий до авантюр и безобразных помыслов, для которого увещевания, что пряник вяземский. Шеврикука нисколько не обиделся на детину, детина так детина, и все слова, приложенные к детине, его не напугали, ими опять же корили многих, а следствием их опять же могло быть лишь умеренное наказание. Либо назидательное попечительство благонравного. Либо временное сидение на месте службы без права выхода за пределы. Или, пошло говоря, - домашний арест. 'Это ладно!' - заблагодушествовал Шеврикука. Но тут же и встрепенулся: а возьмут и назначат ему в попечители и опекуны прохиндея Продольного, он теперь в благонравных! Нет, уж этого не надо! Придется писать протесты и челобитные!.. Увещеватель продолжал неукоснительно тянуть льняную нить устыжения не оправдавшего надежд. Подхихикивал. Тогда слова его будто прыгали. 'А ведь голос-то его знакомый... - стало являться Шеврикуке. - Если бы не эти подхихикивания и кашель, я, может, и отгадал бы его...' Увещеватель между тем дотянул до неустанных, вечных и благонаправленных трудов, коим не способствует упомянутый детина. Пошли слова о всяческих грехах и слабостях, свойственных, впрочем, не одному лишь нашему детине. О пронырстве, в частности, ложно развитой любознательности, вынуждающей совать нос, уши, глаза, руки и еще что не надо в запреты и в зазамочья, о неуважении ко многим, расположенным над ним, об увлечениях сладкими страстями (тут звуки снова запрыгали в хихиканья, Шеврикука даже отчасти обиделся, в смешке заросшего Увещевателя, пусть и нервическом, ему учудилось ехидное сомнение), об удручающих связях с неположенными предметами, существами и воздушными образованиями. Конечно, все это может быть вызвано, заметил Увещеватель, чужими наущениями, кознями незримых и бессовестных врагов, но... 'Пошел бы он подальше! Надоел! - осерчал Шеврикука. - Этак он спровадит меня в блудные дети, а там уже пахнет не только попечительством и домашним сидением! Нет, хватит! Надо прекратить его слушать!..' И он опустил веки. А вскоре пребывал и в полудреме. Тем более что сегодняшнее увещевание можно было признать и добросовестной колыбельной. Пассаж Увещевателя о нарушениях заветов предоставленных предков вызвал в Шеврикуке лишь вялое движение мысли. Обычно же эти канонические слова взвинчивали его. Что это за предоставленные предки? Кто их предоставил? И зачем? Или тут вцепилась ошибка, какую никто не вправе истребить? Может, не 'предков', а 'предками'? Может, не предков предоставили, а предки сами предоставили заветы? Хотя опять же как это - предоставить заветы? Недоумения Шеврикуки натыкались лишь на невнятные ответы и на кивки в адрес каких-то ученых мудрствований с комментариями. А кто-то посоветовал Шеврикуке зашить рот или хотя бы держать между губ палец. А теперь после знакомого пассажа Увещевателя Шеврикука задремал глуше. Разбудило его слово 'предосудительно'. - Предосудительно ли совершать... - размышлял Увещеватель. - Многие могут назвать эти деяния предосудительными... 'Что, что предосудительно?' - взволновался Шеврикука. А он уже сообразил: колыбельная отзвучала. Голос Увещевателя его более не укачивал. - Предосудительно ли возомнить себя неким творцом или хотя бы начинателем и новоделом, создать тень-привидение утомленного жизнью чиновника Фруктова и заставить ее гулять по зданию... 'Не возомнил я! Мне и в голову не приходило возомнить! Я так... Пошутил...' - готов был начать защитительную речь Шеврикука. Но Увещевателю, оказалось, не нужны были его оправдания и объяснения, или пока не нужны, он продолжил: - Интерес к привидениям в рассматриваемом случае вообще чрезмерен. А не вреден ли он? Не пагубен ли? И не была ли безрассудным нарушением приличий пролаза на смотрины дома Тутомлиных, расположенного, заметим, в историческом отдалении от Останкина?.. - Тут любопытство... - принялся бормотать Шеврикука. - Именно ложно развитая любознательность... Но Увещеватель не пожелал слушать его бормотания. - А история с Тродескантовым. Гибель или исчезновение честного и трудолюбивого домового Тродескантова при исполнении тем, обратим внимание, дежурных занятий... Не предосудительно ли в ответственную пору угрозы со стороны наглых зломыслителей... - При чем я и Тродескантов? - искренне удивился Шеврикука. - Я тут ни с какого бока ни при чем! - А потакание безоглядной похоти ученой дамы Легостаевой, направившее женщину в известное положение?.. Хорошо ли это? Праведно ли? Или противоестественно? И нет ли тут легкомысленного выхода из круга оправданных полномочий?.. - Я же по Перечню услуг. Я ее не вынуждал, а по ее заявке... И если возникнет младенец, то он от Зевса. Или от следователя из крепости... Или еще от кого... - И можно ли назвать прилежным и соблюдающим радетельные нормы труженика домосодержания, если он обижает своего же квартиранта Радлугина и даже издевается над ним, в частности, из-за того, что тот норовит проявить себя добродетельным гражданином? И не печально ли становится оттого, что некто, как бы прикинувшись представителем уважаемых структур, обременяет солидного человека дилетантскими поручениями, да еще и заводит странное 'дупло' из странного существа подозрительного происхождения, с дурной легендой и раздражающим именем?.. 'Так... - протянул про себя Шеврикука. - Приехали и к Пэрсту-Капсуле...' - А приступы безрассудства и честолюбия или гордыни, подтолкнувшие к доверитетьным отношениям с Отродьями Башни, и одним из самых ловких, назвавшимся Бордюром, и опасными исполнителями типа Б. Ш. или М. Д.?.. И это в пору, о какой лучше не говорить... 'Так... - только и мог повторять теперь Шеврикука. - Так...' - При этом очевидно и стремление пробиться в коммерческие дела под видом якобы паркетчика, и уже обещаны за заслуги месячный оклад в сорок пять тысяч с индексацией и катание к местам якобы паркетных настилов в автомобилях иностранных пород... 'Мало ли чего наврет Дударев! И не слышал я пока о сорока пяти тысячах и катаниях!' - хотел было заявить Шеврикука, но сразу понял, что в возражениях его нет смысла. Не слышал ('пока'!) и никогда не услышит. - Коммерции и добывание пустых средств можно было бы объяснить пагубным влечением к известной особе, но вроде бы подарки, побрякушки и цветы более не нужны, вроде бы с известной особой происходит разрыв... Не так ли? А? Значит, страсти и пороки могут устремиться и к иной, не менее пагубной цели... 'Пожалуй, хватит. Можно ведь и оглашать конец. Что далее утруждать себя. Все ясно...' - уныло, обреченно думал Шеврикука. Выходило, что он был не готов к этакому протеканию разговора. Самонадеянным растяпой отправился в Китай-город. Но если бы и был готов к разговору, что бы изменилось? Ему бы теперь горевать о себе, а он начал досадовать о том, что не отладил неисправные контакты в светильнике Бабякиных на пятом этаже И может случиться замыкание. Обещал отладить и не отладил. И Пэрст-Капсула потеряет без него кров. Хотя Пэрст небось не пропадет... - Шеврикука... Шеврикука... Имя-то откуда возникло?.. Ах да, помним... Лет полтораста назад в Капельском переулке между Мещанскими, Первой и Второй, стояло деревянное строение в один покой, проживал в нем землемер Шеврикука Николай Андреевич с домочадцами. Был там, естественно, домовой. Имел право называться Шеврикукой, коли б захотел, отменив прежние имена... Или вот. В полесских землях в мокрых местах водятся куки. Кукиш изобрели вовсе не они, не они... И появлялись там иногда, утверждают иные, шеврикуки... Будто бы домовые, может, на кого-то обиженные, может, на хозяев или еще на кого-то, и вот будто бы ушедшие погулять рядом с куками... А? Возможно и такое, почему нет? Погуляют, насладятся, обиды в них угаснут, и опять домой, к делам... А? Или не так? Если бы Увещеватель и ждал теперь слов Шеврикуки, Шеврикука разъяснять ему что-либо не стал бы. Но Увещеватель опять говорил сам с собой. - Кука... Кука... Или скука? А? А может быть, и скука... Наша участь бесконечность повторений сходных происшествий... Не это ли рождает скуку и хандру?.. А? Н-да... Увещеватель вздохнул. И замолчал. И его участью, что Ли, была бесконечность повторений сходных происшествий? Слова он произнес Шеврикуке знакомые. Они звучали не так давно на Звездном бульваре. Но соображения о чьей участи - своей собственной или его, Шеврикуки, - вызвали вздохи Увещевателя? Уж коли у самих хандра, то, пожалуйста, вздыхайте и нервически подхихикивайте! А его увольте от вздохов! Сострадания и жалости чинов ему не нужны! Не растягивайте свои удовольствия и приступайте к должному! Казните! Вздергивайте! Посылайте враздрызг! В распыл! Рассейте! Развейте над городскими свалками! - Обол... обол... да... Обол... - Протянул Увещеватель, будто очнувшись от печалей. - Тот желтый кружочек-то с ликом правителя на аверсе... Он и впрямь служит как обол? Но обод был пропуском в царство мертвых. А туда пропуска давно отменены. Стало быть, этот кружочек - пропуск еще куда-то?.. Так ли? Возможно, что и так... Это интересно. Это важно... А? Шеврикука был не здесь. Его уже сокрушал гром наказания. Однако он смог расслышать: - Так где же искомая доверенность? Я вас спрашиваю, Шеврикука, где она? - Какая доверенность? - Шеврикука словно бы выползал из небытия. - Искомая. Разыскиваемая. Таинственно исчезнувшая. Пропавшая грамота. - Какая доверенность? - повторил Шеврикука. - Всеобъемлющая. Основополагающая. Или, как выводят нынешние нотариусы, генеральная. - И кто же в ней кому и что доверяет? - А вам неизвестно? - Неизвестно. - Ладно. Примем вашу игру. Предполагается, что в ней домовой Петр Арсеньевич доверяет нечто домовому