– Дело не в Устименке и не в том, кто чей дружочек, – обойдя стол и оглядев внимательно масло в масленке и ветчину, ответил Иван Дмитриевич. Допустим, что и дружочек. Огурцов наш студент, одаренный врач, у которого все впереди, и его надо во что бы то ни стало выручить и спасти…
Постников сел, далеко вытянул длинные ноги в начищенных, с заметными латками сапогах, поискал по карманам курева и, не найдя, взял из серебряной профессорской папиросницы немецкую сигарету.
«Налью ему, пожалуй, сам коньяку», – подумал Жовтяк, но тут же отменил свое решение, рассудив, что Постников воспримет даже рюмку коньяку как некую искательность и испуг по поводу Огурцова.
– Если надо, то и спасайте! – пожав жирными плечами и засовывая выбившийся галстук за жилет, ответил профессор. – У меня не такие отношения с ними, чтобы я мог спасать…
– А какие же у вас отношения? – дребезжащим голосом осведомился Постников. – Я так рассуждаю, что если кто сажать может, то и выручить он может…
– Кто же это, по-вашему, сажать может?
– Да вы и сажаете, – отмахнулся Постников, – что же вы думаете – я не знаю? Все знают ваши с ними служебные и добровольные отношения.
– Но я не позволю! – взвизгнул вдруг Жовтяк. – Вы не смеете, и я…
– Цыц! – со спокойной брезгливостью перебил профессорский визг Иван Дмитриевич. – Без истерики только! Вы сами Огурцова посадили, Это всем понятно, потому что он над вашим кинофильмом посмеялся, а теперь его несомненно вздернут. Так вот, надлежит вам эту подлость немедленно исправить, иначе вам худо будет.
– Да? – спросил Жовтяк.
– Еще как худо! – посулил Постников и сам налил себе чашку коньяку.
– Кто же мне это худо сделает?
– А хоть бы и я, – сказал Постников. – Возьму и убью. В сущности, даже удивительно, что до сих пор я именно так не поступил.
Отпив из чашки, он вытер белоснежным платком усы и стал всматриваться в Жовтяка, будто и в самом деле удивляясь, что тот стоит здесь живой, здоровый, розовый и хоть и озлобленный, но благодушный.
– Вам странно, Иван Дмитриевич, что вы не убили человека, которому обязаны самой жизнью? – как бы даже дрогнувшим от обиды голосом спросил Жовтяк. – И это с вашей стороны не шутка? Сбросить со счетов…
– Это я вам жизнью обязан?
– Всенепременнейше мне!
– В каком же это смысле, господин Жовтяк, я вам обязан жизнью?
– А в том, господин Постников, неблагодарный вы человек, что, явившись ко мне на службу, извините, наниматься, вы вручили мне анкету, где в некой графе, по вашей, пардон, дурости, написали про семнадцать дней службы в белой армии. И именно я, совершенно вас не зная, положившись только на вашу порядочность и благородство, от всей души желая вам только добра, посоветовал скрыть…
– Вот я и скрыл, – с сиплым смешком произнес Постников. – Вот и скрыл. Вот и довели меня порядочность и благородство до того, что я под начальство изменнику попал. Иуде…
Жовтяк сделал протестующий жест, но Иван Дмитриевич повторил:
– Изменнику, да! И допрыгался до того, чтобы вместо Красной Армии…
– Чтобы вместе с ней драпать на Урал, – подхватил Жовтяк, – вот-вот, а здесь вы страждущим и страдающим…
– Цыц, ты! – вдруг необыкновенно грубо крикнул Постников. – Цыц, ты, замолчи!
Жовтяк замолчал, заморгал. Постников не торопясь, отставил кастрюльку, в которой варились яйца, бутылки и протянул руку к пистолету. Наверное, он его только что заметил на краю обеденного стола. Геннадий Тарасович зябко повел плечами – не в первый раз за этот вечер.
– Для самообороны? – подкидывая на ладони подарок немецкого коменданта, осведомился Иван Дмитриевич. – Или помаленьку учитесь людей убивать?
– Положите лучше на место, – попросил Жовтяк. – С оружием никогда шутить не следует.
– А я и не шучу, – ответил Постников, – какие же это шутки. Я вашу пушечку рассматриваю…
– И все-таки я желаю поставить все точки над 'i', – глядя на пистолет в руках Постникова и чувствуя в спине холод, продолжал Жовтяк. – Если бы вы не скрыли этот факт вашей биографии от большевиков, то совершенно естественно, что вас бы давно с потрохами сожрали.
– Они бы меня не сожрали, а вами я давно сожран. Всю жизнь за вас оперировал, научные работы ваши писал, а теперь вот почти что даже изменник по вашей милости.
Он вынул из пистолета обойму, выбросил из ствола патрон и, быстро прицелившись в Жовтяка, спустил курок.
– Перестаньте же! – пятясь мелкими и быстрыми шагами, крикнул профессор. – Какого, в самом деле, черта…
– Боитесь? – с кроткой улыбкой спросил Иван Дмитриевич. – Любите жизнь?
– Глупо! – вытирая вдруг вспотевшую плешь платком, пожал плечами Жовтяк. – Глупо и обидно, Иван Дмитриевич. Вот вы за Огурцова ко мне явились, с просьбой. А известно ли вам, что когда прошел слух о… ну как бы это сформулировать… вы знаете, немцы собираются произвести некоторую «акцию»… согласно их системе уничтожения слабых и евреев…
– Так, так, так? – вдруг остро и настороженно спросил Постников.
