крае, в трудных условиях зимовки, нам он нужней. Мелешко отпустили. Василий возглавил партийную организацию нашего коллектива и всегда был там, где труднее. В последующие годы Василий Павлович Мелешко не раз зимовал в Арктике - был начальником пелярных станций и руководителем морских экспедиций. Тем радостнее было мне встретить его в феврале памятного 1938 года, когда к нашей льдине приткнулся носом 'Таймыр' и на его борту оказался Вася Мелешко, руководитель научной группы.
В годы Великой Отечественной войны Мелешко возглавлял Управление гидрометеослужбы Северного флота, а после окончания войны много лет был начальником Высшего мореходного училища в Ленинграде.
На мыс Челюскин поехали и работавшие в бухте Тихой Виктор Сторожко и Федор Зуев. Зуев был, пожалуй, самым старшим по возрасту в нашем коллективе, ему стукнуло сорок пять, у него были густые светлые усы, и все уважительно звали его дядей Федей.
От причала Архангельского порта с трудом оторвались только во второй половине июля. Спешно грузили прибывшие для нашей станции тюки и ящики, и, как всегда, чего-то нужного не хватало, приходилось рыскать по городским складам и просить о помощи.
На борт знаменитого 'Сибирякова' мы ступили с чувством большого уважения: ледокол был награжден орденом Красного Знамени за исторический рейс 1932 года. Тогда 'Сибиряков' вел знаменитый полярный капитан Владимир Иванович Воронин, а штурманские вахты нес старший помощник капитана Юрий Константинович Хлебников. Теперь же капитанское место на 'Сибиря-кове' занял Хлебников. Юрию Константиновичу было лет тридцать с небольшим, и был он прирожденный моряк. Школу арктического мореплавания Хлебников прошел под руководством таких выдающихся полярных капитанов, как Н. М. Николаев, Г. Я. Сорокин, В. И. Воронин, и теперь второй год работал самостоятельно.
Это была моя первая встреча с Юрием Константиновичем, знакомство же наше растянулось на всю жизнь. У капитана Хлебникова оказалось завидное морское долголетие: он служил полярному океану почти до семидесяти лет.
До острова Диксон мы дошли без происшествий, но здесь неожиданно задержались на две недели: оказалось, припайный лед в Карском море в проливе Матиссена еще не вскрылся и путь к проливу Вилькицкого был закрыт. Во время вынужденной стоянки я основательно полазил по складам порта и полярной станции и выудил кое-что полезное для мыса Челюскин. Заодно прихватил с Диксона и лучшую упряжку ездовых собак. Я убедил полярников Диксона, что они живут на перекрестке морских и речных путей и любая потеря для них восполнима, а мыс Челюскин - на самом краю света и там будет невозможно раздобыть что-либо до следующей навигации.
В середине августа мы прибыли наконец к мысу Челюскин.
Берег материка был скован припаем. Припай держал стоявший на грунте большой айсберг, принесенный ветром и течением от Северной Земли. Я решил не ждать, пока разрушится припай, и провести выгрузку на лед. Группа Мелешко быстро измерила толщину льда. Она оказалась внушительной. Мы наметили трассу, засыпали льдом проталины, через трещины в припае сделали настилы из бревен и досок и приступили к выгрузке.
'Сибиряков' стал правым бортом к припаю, как к стенке порта. Весь состав полярников, строителей и экипажа разбили на три бригады, работали круглосуточно. Надо было выгрузить более 900 тонн груза и перетащить его километра за три. С этой работой мы управились за две недели. Важно было с самого начала внушить молодым полярникам, что с Арктикой шутки плохи и в любой день она может сорвать намеченное дело. Поэтому нужны темпы и темпы. В Мурманске мы погрузили на борт 'Ермака' разборный дом; его в первую очередь переправили на землю.
Очень я обрадовался, когда к мысу Челюскин подошел лидер ледокольного флота, наша гордость ледокол 'Ермак'. Он вел за собой грузовой пароход 'Байкал' и речной буксир 'Партизан Ще-тинкин'. Я отправился к капитанам этих судов и попросил помочь нам во время их стоянки. Полярники - народ отзывчивый, несколько дней у нас работали члены обеих команд.
22 августа на востоке показался сначала дым, а затем и силуэт корабля.
- 'Литке' подходит,- крикнул мне с борта 'Сибирякова' Хлебников.
Это действительно был знаменитый ледокол 'Федор Литке', и вел его через льды Николай Михайлович Николаев.
'Литке' отличался от ледоколов типа 'Ермак' или 'Красин'. Если те ледоколы наползали на лед, давили и крушили его тяжестью корпуса, то 'Литке' ударами своего острого форштевня проделывал во льду трещину и затем вклинивался в нее, расширял до нужных пределов.
В тот год 'Литке' совершал переход Северным морским путем за одну навигацию, то есть повторял путь 'Сибирякова', но только с востока на запад. На борту 'Литке' находилась группа ученых, и возглавлял ее неутомимый Владимир Юльевич Визе. Как же я был рад увидеть его!
Запомнился мне один эпизод тех дней.
Ко мне подошли двое молодых людей:
- Вы Папанин? Разрешите нам осмотреть полярную станцию? Мы гидробиологи с 'Литке' Петр Ширшов и Вениамин Богоров...
- Ну, раз вы ученые, то очень даже желательно, чтобы вы осмотрели нашу станцию и высказали свое мнение...
Они двинулись по припаю к станции. Я посмотрел им вслед и неожиданно даже для самого себя воскликнул:
- Стойте, братки, обождите минутку! Ширшов и Богоров остановились. Я продолжал:
- Что же вы порожняком пойдете, когда все мы до седьмого пота уже доработались? Возьмите бревнышко и отнесите попутно на станцию.
Гидробиологи взвалили на плечи здоровенное бревно и, сгибаясь под его тяжестью, побрели к станции, проваливаясь в рыхлом снегу.
Недаром говорят, что мир тесен. Жизнь сталкивала меня с этими людьми множество раз, а с Ширшовым мы жили на Северном полюсе. Полтора десятилетия спустя академик П. П. Ширшов, член-корреспондент Академии наук СССР В. Г. Богоров и я веселились, вспоминая об этой самой первой нашей встрече.
А тогда мне было не до смеха. Я не находил себе покоя: ведь припай могло взломать в любой день, и мы понесли бы ощутимые потери.
Но вот основные строительные грузы были на берегу, сезонная бригада строителей взялась за сооружение жилых домов и складов, научных павильонов и ветряного двигателя. Если бы я был поэтом, то написал бы оду в честь 'ветряка', так незаменим он в Арктике. Затраты небольшие, польза же огромная. Он сберег нам половину горючего в ту зиму.
Подошел октябрь, бригаде строителей пора обратно в Архангельск. Все уже было готово, не успели только сложить печи.
Тогда я решил оставить на зимовку печника, а всех остальных рабочих отпустил - корабль не мог больше ждать.
Признаться, я не люблю слова 'зимовка', есть в нем что-то спокойное. Зимует медведь в берлоге. У полярников зима заполнена напряженным трудом. Наши научные работники - гидрологи, метеорологи, геофизики вели круглосуточные наблюдения и передавали ежедневные сводки по радио в Арктический институт. Некогда было отдыхать и остальным. В кромешную тьму полярной ночи мы готовились к весенним экспедициям, проверяли нарты и походное снаряжение, объезжали собак, в тихую погоду совершали ближние походы, закладывали промежуточные базы.
В феврале проглянул первый луч солнца. За дело взялись пилоты - ведь у нас было три самолета. Летчики совершили первые вылеты и провели ледовую разведку над проливом Вилькицкого и подходами к нему с востока и запада.
Начались регулярные походы на далекие острова. Первой ушла на двух нартах группа в составе Федорова, Мелешко, Либина, Сторожко и каюра Дмитриева к острову Малый Таймыр, лежащему к северо-востоку от мыса Челюскин через пролив Вилькицкого. Хорошая погода сопутствовала группе. Исследователи провели ценные наблюдения, но заставили меня изрядно поволноваться, так как увлеклись работой и вернулись на мыс Челюскин только через две недели после выхода. И вовремя: через несколько часов началась свирепая пурга с морозом в 35 градусов.
Пурга бушевала несколько дней, а когда она утихла, к нам пожаловал неожиданный, но желанный гость - Сергей Прокопь-евич Журавлев, представитель славной семьи поморов-охотников Журавлевых, уроженцев Шенкурского уезда Архангельской губернии, из поколения в поколение промышлявших зверя на Новой Земле.
Я уважал этого незаурядного человека. Да и вся Арктика его знала и любила. Сергей Прокопьевич 1930-1932 годы провел в труднейшей экспедиции на Северной Земле и прославил свое имя вместе с Г. А. Ушаковым, Н. Н. Урванцевым и В. В. Ходовым. Они изучали острова неведомого до того времени архипелага и нанесли на карту многие из них. Были первопроходцами в самом прямом смысле этого слова. Начальник экспедиции Г. А. Ушаков в своей книге 'По нехоженой земле' так говорит о Журавлеве: 'Это не новичок, а настоящий полярный волк - опытный промысловый охотник, продубленный полярными ветрами и отлично знающий повадки зверя, охоту на него, а также условия Заполярья и езду на собаках. Такого можно спокойно брать с собой в любой поход в темную полярную ночь и в самую бешеную метель...'
Вот этот легендарный полярный охотник и был нашим гостем.
- Мы все очень рады тебя видеть, дорогой Сергей Прокопьевич! Какое дело привело тебя к нам?
- Просто решил проведать соседей...
Журавлев зимовал на ближайшей к нам полярной станции в бухте Марии Прончищевой. От мыса Челюскин это 500 километров. Но что значит такое расстояние для бывалого полярника: взял собачью упряжку, положил на нарты спальный мешок, карабин, нерпичью тушу для собак, сумку с морожеными пельменями для себя - ив путь. Побыл у нас денек и сказал:
- Собирайся,
