– Лег в ванну, – сказал Лундберг, – перед этим написал записку родителям, чтобы они катились ко всем чертям. Потом включил тостер в розетку для электробритвы и опустил в ванну.
Валландеру стало не по себе. Он припомнил, что уже слышал эту историю.
Потом вдруг вспомнил и другое: следствие вел Сведберг и дал уверенное заключение – самоубийство либо несчастный случай. Часто бывает трудно отличить одно от другого.
На старинном диване у окна лежала газета. Валландер заметил ее, еще когда вошел в комнату – на первой странице была фотография Сведберга. Он взял газету. На этот вопрос он хотел получить ответ немедленно. Развернув газету, он показал на фотографию:
– Вы, наверное, читали, что в Истаде убили полицейского.
Ему даже не понадобилось спрашивать.
– Он был здесь с месяц назад.
– У вас или у Эденгренов?
– Сначала у них, потом у нас. Как и вы.
– И тогда родители тоже были в отъезде?
– Нет.
– То есть он с ними встречался?
– Мы же не знаем, с кем он говорил. Но в отъезде они по крайней мере не были.
– А почему он тогда заходил к вам? О чем спрашивал?
Хозяйка с певучим гётеборгским выговором присела к столу.
– Он спрашивал о вечеринках – тех, что Иса устраивала для своих друзей, пока родители не выкинули ее из дому.
– А больше ни о чем не спрашивал, – вставил муж.
Валландер насторожился. Наконец-то появилась надежда понять странные действия Сведберга этим летом.
– Я хотел бы, чтобы вы как можно подробнее вспомнили вопросы, которые он задавал.
– Месяц – срок немалый.
– Вы сидели здесь же, в кухне?
– Да.
– Могу предположить, что пили кофе.
Барбру улыбнулась:
– Ему понравился мой бисквит.
Валландер ощупью продвигался вперед.
– Значит, это было сразу после Иванова дня?
Супруги переглянулись, словно надеясь, что другой помнит лучше.
– В первых числах июля, – сказала Барбру. – Точно, в первых числах июля.
– Значит, конец июня или самое начало июля. Сначала заехал к Эденгренам, а потом – к вам.
– Он приходил с Исой. Но она болела.
– Чем?
– Что-то с животом. Лежала целую неделю. Такая бледная была, просто ужас.
– Значит, Иса тоже присутствовала при разговоре?
– Она только проводила его и сразу ушла.
– И он спрашивал вас о вечеринках?
– Да.
– А что он спрашивал?
– Спрашивал, знаем ли тех, кто у нее бывает. Но мы, понятно, не знаем.
– Почему «понятно»?
– Молодежь. Приезжали на своих машинах отовсюду, а потом разъезжались.
– Что он еще спрашивал?
– Бывали ли у них маскарады, – сказал Эрик Лундберг.
– Так и спросил?
– Да.
– Ничего и не так, – вмешалась Барбру. – Он спросил, наряжались ли они.
– И как – наряжались?
