— Двенадцать тридцать семь, — бодро прочитала мамуля. — До девятнадцати у блошки…
И оборвала фразу, поняв — тут что-то не так.
— Посмотри, что на обратной стороне, — посоветовала Люцина. — Тут какой-то шифр.
Мамуля послушно перевернула листок бумаги и прочла:
— Страх хреновый…
— Ну вот, опять! — возмутилась Тереса. — Теперь ты, в твои-то годы, выражаешься! Смотрю, без меня вы тут совсем распустились.
Пришлось отвести глаза от дороги и самой взглянуть на запись.
— Страховицкий из Хшановой, по его звонку заказан нам ночлег. Это половина записи. Посмотри на той стороне.
— Там только девятнадцать блошки? — спросила Люцина, так как мамуля не торопилась с ответом.
— Надо говорить «девятнадцать блошек», а не «девятнадцать блошки», — поучительно заметила Тереса. — Неужели я должна учить вас правильно говорить по-польски? Блошки может быть максимум три.
— Четыре, — поправила её тётя Ядя. Опыт работы главбухом помог ей моментально вычислить эту возможность. — Может быть «четыре блошки».
— МОГУТ быть четыре блошки, — в свою очередь поправила её Люцина.
— Могут, — согласилась покладистая тётя Ядя. — Могут. Теперь мы уже знаем все? Можно ехать спокойно?
— Нет, — возразила я. — Мамуля не все прочитала, там ещё много чего написано.
— Откуда вы вообще взяли блошек? — удивилась мамуля, вглядываясь в каракули отца. — Да, тут и в самом деле ещё что-то написано. Только никак не разобрать. Сви… Све…
— Свебодзице! — нетерпеливо подсказала я.
— Правильно, Свебодзице. Нет, никак не разберу. Тут отдельные буквы, обрывки слов. Неужели твой отец не мог записать нормально?
— Информацию ему передали по телефону, он при мне её записывал, писать пришлось на чем-то мягком, вот и вышли каракули. Ничего, ты попытайся расшифровать обрывки его записей, я догадаюсь, он при мне повторял вслух то, что говорили по телефону.
— Попробую. Уль партизан… шестнадцать… проход… рожа… берёзова два… право… кр… армия… ключ.
— Где? — выкрикнула Люцина, с горящими глазами слушавшая всю эту белиберду.
— Что «где»? — удивилась мамуля.
— Где ключ к этому шифру? Мамуля явно была сбита с толку.
— А я откуда знаю?
— Но там же написано — «ключ»!
— Никакой это не шифр! — утихомирила я своих пассажирок. — Все просто и понятно.
— Ты шутишь? Что тебе понятно?
— Ночёвка нам обеспечена в Свебодзицах с двенадцатого на тринадцатое июля, до девятнадцати мы должны забрать ключ от комнаты для приезжих у сторожа шоколадной фабрики но адресу: улица Партизан шестнадцать. А комната для приезжих находится на улице Берёзовой, от улицы Красной Армии вправо. Понятия не имею, где это, в Свебодзицах я была раз в жизни проездом. В проходной у сторожа будет ждать нас человек с ключом по фамилии… как его… прочитай ещё раз!
— Нет тут никакого человека, — ответила мамуля, внимательно ещё раз изучив записи отца.
— А что есть?
— Ну та самая блошка.
— Случайно не с большой буквы?
— Вроде с большой.
— Значит, это пан или пани Блошка, вот у кого будет наш ключ! И давайте постараемся запомнить фамилию, чтобы не перепутать. А то начнём спрашивать пана Таракана и обидим человека. Запомнили? А ты, мамуля, попытайся найти Свебодзице, надо рассчитать так, чтобы быть там в половине двенадцатого. А от Свебодзиц до Чешина уже недалеко.
Дискуссию на тему «Имеет ли вообще смысл ехать в Свебодзице» я подавила в самом зародыше.
— Ведь ты собиралась побывать на Западных Землях, — сказала я Тересе. — Там ты действительно ни разу не была. Вот удобный случай подворачивается — доезжаем до моря и устремляемся сразу сверху вниз, с севера на юг. Одним махом ты разделаешься с Западными Землями. Для этого утром двенадцатого нам надо выехать из… ну из этого самого под Щецином… Люцина, как его?..
— Любятова под Пыжицами.
— Пусть будет под Пыжицами. Сегодня у нас что? Третье июля? Прекрасно, значит, до одиннадцатого, целых восемь дней, можете делать что угодно, а одиннадцатого мы останавливаемся в Пыжицах.
— Нет, в Любятове.
— Хорошо, в Любятове. А до тех пор можете делать что хотите, готова выполнить любую вашу блажь, любую прихоть…
Мамуля не замедлила воспользоваться позволением и тут же проявила блажь, потребовала немедленно свернуть в деревню за молоком. Ну вот, начинается мой крёстный млечный путь! Естественно, она тут же забыла о своих обязанностях штурмана, переключившись на молоко, и я совсем напрасно проскочила на Оструду. Оттуда на Илаву пришлось добираться по дорогам четвёртого класса — через луга и поля, по рытвинам и ухабам.
Теперь уже молока захотелось всем, допекли они меня этим молоком — сил нет, а Люцина вдобавок канючила о колодце, уверяя, что у неё в сумке уже творог образовался. Жара стояла неимоверная. Я выбрала деревушку позеленее и остановилась при въезде в неё, на развилке двух дорог, в тени развесистой липы. Главное было — найти хорошую тень.
Бабы из машины немедленно расползлись во все стороны. Мамуля помчалась искать молоко, Люцина — колодец. Тётя Ядя дала волю своей страсти к фотографированию и перегоняла меня с Тересой с места на место, выбирая эффектные участки пейзажа и без устали щёлкая нас, восхищаясь окружающей колористикой. По одну сторону дороги, на откосе, росли крупные фиолетовые цветы, на лугу по другую сторону дороги краснели маки, Тереса была в жёлтом сарафане, я — в голубом, так что и в самом деле от колористики могло помутиться в голове. Солнце жгло огнём. Вернулась мамуля с молоком, вскоре подтянулась и Люцина.
— Может, теперь мода такая пошла на клетку, не знаю, — сказала она, усаживаясь с вымытой сумкой на своём месте, — только вон за теми деревьями стоит машина, а внутри — чемодан, ну точно в такую же клетку, как те вещи в аэропорту, у которых хозяин потерялся. И какие-то люди рассматривали вас в бинокль.
Мы как-то вяло прореагировали на потрясающую информацию — из-за жары, наверное. Я что-то нечленораздельно пробурчала, а Тереса язвительно заметила:
— Ничего удивительного, ведь моя старшая сестра долго сидела на корточках у нашей машины, вот они и хотели выяснить, чем это она занимается.
— У самой машины? — Люцина была шокирована. — Не могла немного в сторону отойти?
— Отстаньте, ну чего привязались? — рассердилась мамуля. — Я просто наконец-то напилась как следует молока.
— Точно, сидела на корточках спиной к нам, — подтвердила тётя Ядя. — Я и её щёлкнула.
Мамуля вконец разобиделась.
— Интересно, как я, по-вашему, могла налить молоко в стакан из бутылки? С машины стакан съезжал, пришлось поставить его на землю. Из бутыли пить молоко, что ли?
— Могла бы один раз нагнуться и налить, а не присаживаться без конца. Мужик на велосипеде проезжал, так слетел с велосипеда, до того на тебя засмотрелся! Чуть шею не вывернул.
— Правда, слетел, — подтвердила я. — И дальше не поехал, а стал смотреть.
— Никакого мужика не было! Все-то вы напридумывали!
— Да вон он ещё стоит, обернись, — сказала я, трогая машину с места. — Можешь полюбоваться.
— Послушайте, если мы поедем через Мальборк, так, может, полюбуемся замком? — предложила
