Тереса. — Вместо мужика. А то, когда я там была последний раз, видела одни развалины…
Ну и в результате до Сопота мы добрались только под вечер. По дороге был не только Мальборк, но и Олива, где пришлось разыскивать знакомого директора. Тысяча извинений, дескать, простите за беспокойство, но так складываются обстоятельства, что мы вынуждены отказаться от комнаты, которую просили приберечь для нас… Тысяча извинений оказались совершенно лишней, директор страшно обрадовался, что у него освобождается комната, потому что сегодня ни с того ни с сего ему на голову свалился высокий гость из Чехословакии, и он уже сломал эту голову, раздумывая, куда бы его определить. Так что претензий к нам он не имел, напротив, сам рассыпался в благодарностях.
От ночлега у директора мы отказались, рассудив, что нам удобней будет остановиться у подруги Люцины.
Проведя целый день за баранкой в такую жару, я уже ни о чем, кроме купанья в море, не могла думать. Тереса тоже. Небольшой пансион подруги Люцины находился недалеко от пляжа, в южной части города. Наскоро припарковавшись на боковой улочке поблизости, рядом с «пежо» вишнёвого цвета — что-то такое с ним связано, не вспомнить, я предоставила Люцине заниматься вопросами нашего устройства, а сама помчалась к пляжу. Тереса за мной. На мне был купальный костюм, сарафан и сандалии на босу ногу, на Тересе то же самое, так что не было необходимости переодеваться.
Затормозили мы уже на пляже, у самого моря. Моря? Долго в молчании смотрели мы на жидкость у своих ног.
— Что это? — спросила Тереса, брезгливо сунув в воду большой палец ноги. — Ты уверена, что это море? Может, здесь проходит какой-нибудь отводной канал?
— До сир пор я считала, что все нечистоты в Польше спускаются в Вислу, — ответила я. — Похоже, я не иду в ногу со временем.
Вдоль берега тянулась широкая полоса зловонной густой жижи грязно-бурого цвета, в которой просматривались рыбьи головы и прочие отбросы, а из чего состояла жижа — лучше было не думать.
— Я туда не полезу, — сказала Тереса решительно и сердито.
— Другие же лезут, — буркнула я, глядя на плещущихся в некотором отдалении от берега людей. Должно быть, длительное сидение за баранкой автомашины отрицательно сказалось на моих умственных способностях.
— Может, они закалённые, — возразила Тереса, — или им прививки какие сделали. Или просто сумасшедшие. А чистой воды здесь нет?
Я попыталась встряхнуться.
— Есть, конечно же есть! Но немного подальше, во Владиславове, там уже не залив, а открытое море. Ты права, давай проедемся до Владиславова.
Я развернулась и помчалась обратно к машине, таща за собой Тересу, которая упиралась, с ужасом глядя на купающихся. Я тянула её все сильнее. Очень хотелось поскорее окунуться в чистую воду. Умру, если немедленно не искупаюсь! А кроме того, во мне взыграли патриотические амбиции. В своей Канаде Тереса жила на берегу озера, чистого как слеза, даже раки в нем водились, а у нас что?
Бабам я дала пятнадцать минут — только достать купальники. Пока доставали, я, опять же из патриотических соображений, пыталась убедить Тересу в том, что подозрительное содержимое зловонной жижи не всегда появляется в заливе, только иногда, и откуда берётся — неизвестно, но уж ни в коем случае не из канализации. Тереса слушала меня недоверчиво, а скептическое выражение её лица красноречиво свидетельствовало о том, что мне она мало верит. Должно быть, неубедительно я убеждала её… Спустившись вниз к машине, мы уже не обнаружили вишнёвого «пежо». Заметила я его отсутствие лишь потому, что свободно могла выехать со стоянки, а уже подсознательно настроилась на трудности. Так что выехала нормально, не задом.
Впрочем, все это я по-прежнему делала в почти невменяемом состоянии, в том же состоянии покрыла в рекордный срок расстояние до Владиславова и пришла в себя, только искупавшись в чистой морской воде. И уже не было жарко, наоборот, я бы сказала — стало холодно. Одно дело — жаркий июльский полдень в деревне Центральной Польши, и совсем другое — вечер на Балтике. Тереса принялась ворчать — дескать, какая это Прибалтика холодная. Можно подумать, у них в Канаде тропики! Люцина и мамуля не купались, поэтому зловеще пророчили нам воспаление лёгких, ревматизм и даже скоротечную чахотку. Тётя Ядя с сумасшедшим блеском в глазах щёлкала своим фотоаппаратом все, что попадало под руку.
— Перестаньте каркать! — отозвалась я, быстренько переодеваясь на заднем сиденье машины в сухую одежду. — Лучше взгляните-ка вон на ту машину, что стоит за забором. Видите, вишнёвый «пежо»? В нем должна быть клетчатая сумка на заднем сиденье.
Тётя Ядя тут же щёлкнула «пежо», а потом заглянула внутрь.
— И в самом деле, клетчатая сумка. А ты откуда это знаешь?
Я удовлетворённо кивнула головой. Похоже, холодное купанье благотворно сказывается на умственных способностях.
— Серо-сине-красная клетка? Так я и думала, то-то мне этот «пежо» сразу показался знакомым. Из аэропорта в нем везли тот самый злополучный багаж, владелец которого потерялся. Что-то они всю дорогу путаются у нас под ногами. Есть хочется страшно, а вам?
Есть хотелось всем, поэтому мы не мешкая направились в расположенный у пляжа роскошный пансионат «Сольмаре», выбросив из головы невезучий клетчатый багаж. Мамуля уныло сидела над стаканом горячего чая с сухариком, стараясь не смотреть, как мы объедаемся великолепным фирменным тортом «Сольмаре».
Уже совсем стемнело, когда мы вернулись в наш пансионат в Сопоте. Вишнёвый «пежо» стоял на своём прежнем месте, рядом все было занято, пришлось припарковаться подальше.
Опять этот «пежо» тут! Может, и в самом деле нас преследует?
— Теперь, может, до тебя наконец дойдёт, что комнату мы получили в мансарде, одну на всех, — холодно сказала Люцина, вылезая из машины. — Другой не было.
— А ванная там есть?
— Ванная есть.
— Ну так чего ещё можно желать? — беззаботно отозвалась я, потому что на море у меня всегда прекрасное настроение. — Постарайтесь не храпеть и не кричать во сне.
Комната была очень большая, на пять коек, и весьма необычной конструкции: в стенах окон не было, вместо них — слуховые окна в потолке. Неподалёку и в самом деле была ванная комната.
Мамуля, Люцина и тётя Ядя быстренько умылись и сразу легли спать. Тереса не могла себе этого позволить, так как необходимо было немного уменьшить декольте на пляжном платье, которое, по её утверждению, непристойно открывало больше, чем требовалось.
— Можешь идти в ванную, — сказала она мне. — Вот переставлю пуговицы и пойду после тебя.
— Учтите, свет выключили, — объявила Люцина.
— Как это выключили? Ведь горит.
— Здесь горит, а в коридоре и в ванной погас. Выключили или что-то испортилось. Я как раз заканчивала мыться.
В раскрытое окно ванной ярко светила луна, и краны я нашла сразу. Мелкие неудобства — однобокий душ, хождение за мылом к подоконнику, отсутствие вешалок для полотенца и халата — настроения не испортили и купанью не помешали. Главное — была горячая вода. Ощупью вытерлась, оделась, пробралась по коридору в свою комнату.
— Мойся с открытым окном, — посоветовала я Тересе. — Луна светит ярко, все видно.
Тереса отправилась в ванную и очень долго не возвращалась. В коридоре раздались чьи-то голоса. Выглянув, я увидела горничную и электрика на стремянке, свет уже горел, а Тереса все торчала в ванной. Может, устроила себе постирушку? Мы уже начали беспокоиться, не случилось ли с ней чего. В ванне утонуть она не могла, ибо ванны не было.
Прошло около часа. Наконец Тереса вернулась, вздрюченная до невозможности, и с ходу набросилась на нас:
— Какая зараза выключила мне свет в ванной? Мы ничего не понимали.
— Ты о чем? Ведь в ванной света не было. И что ты там до сих пор делала?
Не отвечая, Тереса ополчилась на меня:
