постановочные работы. Наверняка теперь у Марты высвободится много времени для казино…
27
– Слушай, что происходит? – нервно спросила Марта, позвонив на следующий день. – Никак не могу понять Бартека, ничего толком не говорит, твердит лишь о какой-то срочной работе. Вроде бы ты знаешь. Объясни хоть ты, ради бога.
– Я и в самом деле все знаю, а кроме того, привожу в порядок одиннадцатую серию, так что тебе все равно надо ко мне приехать. Приезжай, все скажу.
– Сейчас у меня запись, освобожусь не раньше четырех.
– Так приезжай к четырём.
Марта прибыла пунктуально, а я ещё так и не решила, в какой форме сообщить ей о своей посреднической деятельности.
Скрыть кое-что из нашей беседы с Бартеком или, напротив, подчеркнуть некоторые места?.. И кто виноват, он или я? Из двух зол уж лучше я, ведь неизвестно, какой реакции можно ждать от Марты. А вдруг она на него разгневается? За что, за что? Да ни за что, ей могут не понравиться его сомнения и вообще обращение к третьему лицу.
Короче, у меня опустились руки и я испытывала угрызения совести, но решила держаться твёрдо.
– Свои банки поставь и вынь охлаждённые, – командовала я, стоя над присевшей у холодильника Мартой. – Холодное там, ниже.
– У меня тоже две банки холодного, а остальное затолкаю куда получится. Стаканы ты возьмёшь? Ну так в чем дело? Говори же!
Садясь за стол, я со вздохом пояснила:
– Дело в соусе.
– Каком соусе?!
– Хреновом сосисочном. Именно он стал причиной теперешнего конфликта. Скажем прямо, пустякового.
– Езус-Мария, Иоанна, матерь божья! Кто-то отравился?
– Нет, не отравился, но вред нанесён ощутимый.
– Кому же?
– Бартеку, кому же ещё? Соус капнул ему на брюки.
По Марте было видно, что она очень старается хоть что-то понять. Наконец, отставив стакан с недопитым пивом, она перевела тупой взгляд из пространства на меня и призналась:
– Нет, ни за что не догадаюсь. Изволь пояснить. Что общего у недельной давности сосисочного соуса с теперешним состоянием Бартека? Я ведь в него сосисками не швырялась. Ох, да что я несу, даже если бы и швырялась… Он потерял брюки?
– Брюк не терял, но они сыграли главную роль.
Сосредоточившись, я по возможности кратко и без эмоций описала то, что приключилось с Бартеком. Поскольку о попытке увезти его машину Марта уже знала, то остальное поняла довольно быстро. Даже головой кивала. И вот я подошла к концу, старательно обходя проблему детей:
– И теперь он боится признаться тебе в том, что принял срочный заказ, боится, ты подумаешь – он пренебрегает твоими интересами, ставя свои на первое место, и вообще не знает, как ты к этому отнесёшься.
– Он и в самом деле считает меня такой идиоткой? – не поверила Марта.
– Как сказать… Между нами, ты сама очень постаралась…
– Ну, знаешь!..
– Однако идиоткой он тебя не считает. Просто не хочет расхлюдрынить…
– Что он хочет со мной сделать?!
– Напротив, не хочет. И нечего придираться по мелочам. Не хочет тебя расстраивать, боится, ты расхлюпаешься, изведёшься, да мало ли что ещё.
– Ага, если я тебя правильно поняла, он боится, что я подумаю, будто он меня… того… хлюдрынит?
– Что-то в этом роде. Но одно я точно знаю: он безумно увлечён тобой.
– Откуда знаешь? Он тебе сказал?
– И он сказал, и сама вижу. А в данный момент очень переживает из-за того, что ты можешь разобидеться, если он откажется немедленно заняться твоим сериалом.
Марта вдруг и впрямь решила разобидеться.
– Знаешь, чего мне больше всего хочется? Чтобы вы оба перестали гадать, что я думаю да что может меня расстроить. Предоставьте мне думать самой. И возможно, окажется, я даже смогу сама сказать, что именно я думаю.
– Наверняка сможешь, – саркастически заметила я. – Особенно хорошо у тебя это получается как раз тогда, когда думаешь глупо.
– Иоанна, молчи, не то я тебя убью! Обоих вас убью! Не сейчас, позже, когда закончим сериал.
– Отлично, после сериала, на том и порешим. А Бартек сейчас будет занят по двадцать пять часов в
