Начали мы опять с просмотра записей пожара. Поскольку пожар выдумала я, Бартек и вцепился в меня, как репей в собачий хвост. Я старалась утешить себя тем, что, главное, погорелец меня не знает, неизвестно ему, что особняк на сожжение предназначила я, а то ещё потребует возмещения материального и морального ущерба.
При сегодняшнем просмотре основное внимание мы уделили звуку, потому что этого потребовала Марта:
– Сто раз глядели, а на шум и крик – ноль внимания, сами только орали друг на друга как последние кретины. Вместо того чтобы слушать и мотать на ус. Да, вот что ещё. Павел поехал на пепелище, снять его, так просто, на всякий случай.
– Это само собой, – недовольно буркнула я, – могли бы и раньше сообразить. Вообще надо было дожидаться возвращения хозяина и заснять этот момент – реакцию его, действия. А с сейфом что? Открыли его наконец?
Марта обескураженно оправдывалась:
– Понятия не имею. Во всяком случае, с места пожара забрали. Да ты сама все увидишь.
– Пиво холодное, – призвал нас к порядку Бартек.
– Очень хорошо, разливайте, остальные банки я спрячу в холодильник. И пускайте плёнку, не будем терять время.
Значит, все внимание на звук. Боже, какой же кошмарный там стоял шум! Среди грохота, треска и криков очень трудно было уловить хоть что-то человеческое, лишь отдельные слова, по всей вероятности тех, кто находился поблизости от камеры. Лучше всего получились перекрикивания пожарных, но и зеваки старались, как могли.
Вот отчётливо прозвучало: «…жили бомбу», «столько добра сгорит», «новое наживёт, не из бедных…», «ходил тут…», «скрывался, чтоб не приметили…».
«…Высматривал, вынюхивал…», «крутился вокруг дома». Это все выкрикивала баба с пронзительным голосом, всем бы такой! И вдруг прямо в микрофон: «Гляди, слева! Щас грохнется!» И в самом деле обрушился балкон. Остальные обрывки разговоров в принципе сводились к предположениям насчёт причины пожара, причём доминировала версия поджога незнакомцем, который давно крутился поблизости от этого дома. Сочувствия погорельцу – богатому аферисту – не проявляли, даже намекали на кару господню за его, погорельца, грехи и вину перед честными, но бедными людьми.
– Не мешало бы все это отдельно записать на фонограмму и потом ещё раз прослушать, – заикнулась было я, но тут внезапно услышала неразборчивое слово, прозвучавшее как «Грохольский», во всяком случае, очень похоже. – Эй, мне показалось или кто-то произнёс «Грохольский»? – воззвала я к присутствующим. – Вы не слышали?
– Действительно, что-то такое… – не очень уверенно подтвердил Бартек.
– Кто сказал «Грохольский»? – заорала я.
– Не знаю, – струсил Бартек под моим яростным взглядом. – Я не разобрал…
– Ну чего ты орёшь? – напустилась на меня Марта. – Я и без Бартека знаю, что он Грохольский.
– Кто?!
– Погорелец, кто же ещё?
– Какой погорелец?
– Наш. Тот, чей дом сгорел. Его фамилия Грохольский. Павел узнал, когда поехал снимать пепелище.
– Езус-Мария! – только и простонала я.
– Ты чего? – удивилась Марта. – Ведь Грохольский фигурирует в нашем сценарии.
– Ну, ты даёшь! Грохольский – не вымышленный персонаж, а вполне реальная фигура. Бывший прокурор, причастный ко многим преступлениям…
– А, те самые злодеяния…
– Если тебе так больше нравится, можешь окрестить их историческими злодеяниями. Мы собирались сменить ему фамилию и внедрить в телевидение. Хотелось бы мне знать, на след каких злодеяний они сейчас вышли?
– Кто?
– Да Кайтек с Павлом.
– Пива! – вне себя завопила Марта. – Немедленно дайте мне ещё пива!
– Я принесу, – вызвался Бартек. – Можно мне самому взять из холодильника?
– Конечно, можно, и вообще бери из него что захочешь.
Страшная истина предстала нам во всей своей ужасающей безнадёжности. Ничего удивительного, что минувшие годы так настырно лезли в детективный сценарий о сегодняшнем дне, ведь трудный труп Красавчика Коти явился звеном, намертво связавшим прошлое с современностью. Вечно я влипаю в какие- то особенно неприятные истории.
Несколько остынув после стакана холодного пива, Марта сказала уже спокойнее:
– Прямо и не знаю, что делать. Если не ошибаюсь, этот Грохольский нам очень даже подходит. Тогда что?
– Отмежеваться! – не сомневалась я. – Не беспокойся, все беру на себя. Знаешь, я уже привыкла к таким вещам.
