сопровождении ассистентов он поспешил в палату к Карпинскому, придвинул стул к постели и сделал попытку установить контакт с пациентом.
— Наконец-то вы к нам вернулись, — шутливо обратился он к больному. — Пан в состоянии говорить? Как вы себя чувствуете?
Больной смотрел на врача идеально бессмысленным взором и не отвечал на вопросы. Это не смутило медика, за годы работы приходилось сталкиваться с неожиданными сложностями.
— Прошу вас, постарайтесь ответить. Что у вас болит? Вы знаете, где находитесь? Может, вам хочется пить?
— Хлюп! — как-то очень выразительно произнёс больной.
— Ну вот, опять он! — буркнула сестра. Строго взглянув на неё, доктор приказал напоить больного. Быстренько сбегали за отваром ромашки, сестра налила его в стакан с трубочкой. Приподняли изголовье кровати больного, чтобы тому не пришлось приподнимать голову, и воткнули трубочку в рот. Больной на мгновение замер, словно пытался осмыслить, чего от него хотят, а потом сделал порядочный глоток. Да, проглотил питьё, не поперхнулся им, не выплюнул.
— Очень хорошо, — похвалил его врач. — Теперь прошу вас пошевелить рукой.
По-прежнему тупой и бессмысленный взгляд больного стал каким-то растерянным.
— Рукой, прошу вас пошевелить рукой, — упорствовал врач и для наглядности сам пошевелил рукой, а вслед за ним то же сделали и сопровождающие его лица. Карпинский поглядел на них, поглядел на свою левую руку, которая была в гипсе, перевёл взгляд на правую и поднял ладонь.
— Прекрасно! — расцвёл врач. — Ещё немного выше! Ещё!
Карпинский послушно поднял вверх не только ладонь, но и всю руку. Похоже, это ему понравилось. Видимо, никаких неприятных ощущений он не испытывал, потому что даже пошевелил пальцами, а затем уже безо всяких просьб ещё два раза поднимал и опускал руку. После чего обвёл взглядом комнату и с трудом выговорил:
— Это.., что?
— Где? — вырвалось у одного из глупых стажёров.
— Наверное, вы хотели бы знать, где сейчас находитесь? — помог больному врач.
Больной размышлял так интенсивно, что весь сморщился.
— Вы Хотели.., где теперь.., где я теперь?
— В больнице.
Судя по бессмысленному выражению лица, пациенту это слово ни о чем не говорило. Врач встревожился.
— Кто вы? — громко и выразительно произнёс медик. — Назовите своё имя и фамилию.
Карпинский взглянул на врача, закрыл глаза, открыл их и уставился в потолок, шевеля губами. Наконец изрёк:
— Хлюп.
— И вовсе нет! — возмутилась старшая сестра. — Его зовут…
Врач резким движением руки заставил её замолчать — больной должен сам назвать себя. Почти не оставалось сомнений, что оправдываются его самые худшие подозрения — у больного нелады с памятью. И осторожно, шаг за шагом, задавая хорошо продуманные вопросы, врач принялся выяснять характер амнезии.
Вскоре выяснилось, что разум пациента функционирует. За очень короткое время он сумел внушить своему хозяину, что тот — человек, существо разумное, как и вот эти, обступившие его, что у него тоже имеются руки-ноги и голова, хотя от неё пока и мало толку. Доктор легко разъяснил больному, что вот это — окно, а это — дверь. Карпинский сам по себе этого явно не знал, но доктору охотно поверил и легко усвоил, переводя взгляд на тот предмет, который ему называли. Что касается принятия пищи и прочей физиологии, то больной как-то быстро припомнил наработанные за довольно долгую жизнь навыки. Например, вручённый ему шоколадный батончик Карпинский здоровой рукой правильно сунул себе в рот. Кстати, батончик позаимствовали у соседа по палате, с любопытством наблюдавшего за экспериментом. У самого Карпинского пока никаких продуктов не было, а предложенный сестричкой засохший огрызок булки был отвергнут из опасения, что тот просто не прельстит больного и ему не захочется утруждать себя, доказывая умение есть.
Так, с батончиком во рту, и застала мужа Кристина. И вообще выглядел он прекрасно: полусидел, обложенный подушками, с аппетитом уминал шоколад и довольно улыбался. Зарыдав от счастья, исстрадавшаяся женщина бросилась к нему с громким криком «Хенричек!».
Врач не препятствовал, ему и самому было интересно наблюдать реакцию пациента на появление любимой женщины. Он даже уступил посетительнице своё место у постели, так что Кристина получила возможность осторожно пасть на грудь мужа.
Карпинский перестал жевать и, подумав, неуверенно произнёс:
— Хлюп?
Подняв голову, Кристина взглянула мужу в глаза.
— Хенричек, это я! Кристина! Наконец-то ты пришёл в сознание!. Какое счастье. Ты меня узнаешь?
— Хлюп! — упорствовал больной. Выпустив мужа из объятий, Кристина обернулась к врачу.
— Что это значит? Он что, ничего другого говорить не может? Неужели он меня не узнает?
— Боюсь, не узнает, проще пани. Пока всего мне установить не удалось, но некоторые нарушения мозговой деятельности налицо.
Кристина в отчаянии принялась умолять:
— Хеня, это я, твоя Кристина. Ну погляди на меня! Узнаешь?
Карпинский смотрел на неё охотно и даже с явным удовольствием, но ничто не свидетельствовало о том, что он её узнает. Правда, чувствовалось, что больной ощущает необходимость что-то сказать этой женщине, кроме неизменного «хлюпа». Вытерев испачканные шоколадом пальцы о простыню, он с усилием произнёс только что выученные слова:
— Да. Нет. Я теперь окно.
— Нет, вы не окно! — гневно вскричала непреклонная старшая сестра.
Из задних рядов сгрудившихся за спиной врача медиков отозвался ломкий басок одного из стажёров:
— А может, человеку захотелось побыть окном? Почему вы отказываете ему даже в такой малости?
— Ясь, не устраивай спектакль! — одёрнули его коллеги.
Кристина не могла смириться с новой бедой и попыталась пробудить в любимом хоть искорку памяти.
— Хеня, это я, твоя Крыся! Ты должен меня вспомнить! Пан доктор, можно мне его поцеловать?
— Почему бы и нет? Не вижу никаких противопоказаний.
Затаив дыхание, весь наличный медперсонал следил за новым экспериментом. Поцелуй был исполнен не торопясь, с большим чувством и весьма эротично. Карпинский охотно принял дар, ему не только понравилось, но и припомнилось что-то, ибо он самостоятельно обнял даму здоровой рукой. Включился очередной рефлекс.
— Что ж, очень неплохо, — одобрил доктор. Высвободившись из не совсем полноценных объятий, Кристина с горечью произнесла:
— Ничего хорошего! Он все равно меня не узнает. Может, хоть родную дочь вспомнит?
К вечеру этого дня Карпинский мог бы похвастаться грандиозными успехами в своём развитии. Он понял, что одна его рука в гипсе, что в больнице он не живёт, а лечится, что жидкая масса в тарелке называется супом и её нельзя есть вилкой. Даже запомнил — наверху потолок, а внизу — пол. Однако на Эльжбету смотрел с такой же тупой вежливостью, как и на всех остальных, а слово «дочь» ему явно было незнакомо.
Некоторые надежды ещё связывали с Хлюпом, хотя его фамилию больной перестал выдавать по любому поводу. Кристина с Эльжбетой нетерпеливо ожидали его, ведь он каждый день наведывался в больницу, но время шло, а Хлюпа все не было. Потеряв терпение, Кристина позвонила ему.
Услышав о том, что его друг пришёл в сознание и, похоже, лишился памяти. Хлюп просто рассвирепел. Возможно, он бы отсидел взаперти и на этот раз, потом потребовав у жены взамен какие-то особые льготы,
