бандит.
– Но ты же только что сказала, что он твой босс?
– Костолом – менеджер ансамбля «Путь Ермака», – пояснила Арлин.
– Тогда почему ты назвала его бандитом?
– А что ты думаешь, он таскается с ансамблем по поселковым клубам да по тюрьмам из любви к искусству? В нынешнее время альтруистов днем с огнем не найдешь.
– А зачем же он это делает? – с недоумением спросил Джокер.
– Ты что, вчера родился? Знаешь, что такое Сибирь?
– Большая холодная территория к востоку от Урала, покрытая лесом, болотами и лагерями, – как на уроке в школе, ответил Вася.
– Ошибаешься. Сибирь – это пушнина, Сибирь – это золото, Сибирь – это алмазы.
– Твой друг что, занимается контрабандой пушнины, золота и алмазов?
– Вот тут ты попал в точку.
– И ты тоже замешана в этом?
– Увы. Я всего лишь артистка ансамбля, получающая двести долларов в месяц.
– Двести долларов? – не поверил Вася. – Так какого рожна тебе это надо? С твоими данными ты в любом приличном ночном клубе заколачивала бы по меньшей мере штуку, не говоря уж о том, что с твоей подготовкой, играя в покер, ты бы озолотилась за неделю.
– Не упоминай при мне об игре, – болезненно скривилась Маша. – Не сыпь мне соль на раны.
Пару минут Джокер сочувственно помолчал.
– Ты что, играла? – наконец спросил он.
– Я – нет. А вот мой папаша играл.
– И что?
– А то, что я обещала пять лет вкалывать на Костолома, чтобы родного папочку не прикончили за карточные долги.
– Плохо, – согласился Вася. – И эти пять лет закончились?
Девушка отрицательно покачала головой:
– Прошел только год и два месяца. Больше я не смогла выдержать.
– Что же будет теперь с твоим отцом?
– Пусть выкручивается как знает. И вообще я не представляю, где он. За все это время он мне даже письма не прислал. Я пыталась разузнать что-либо о нем, но он как сквозь землю провалился. Наверное, залег на дно или играет в каком-либо городе, где его никто не знает. Отец обычно не засиживается долго на одном месте.
– Через двадцать минут наш самолет приземлится в аэропорту города Сочи. Пожалуйста, потушите сигареты, приведите спинки кресел в вертикальное положение и застегните привязные ремни, – объявила стюардесса.
– Смотри, внизу море, – сказал Джокер, указывая в иллюминатор. – Забудь о прошлом! Мы вступаем в новую, прекрасную жизнь.
– Твоими бы устами да мед пить, – с сомнением откликнулась Маша.
В зале ожидания ханты-мансийского аэровокзала Костолом, обхватив голову руками, покачивался из стороны в сторону на жесткой деревянной скамье. Пару минут назад сообщили, что в связи с обильным снегопадом все вылеты отменяются как минимум на сутки.
– Твою мать, твою мать, твою мать, – бормотал Костолом, тихонько подвывая от ярости и отчаяния.
Хосе Мануэль тоже подвывал, но совсем по другой причине. Скользкий, подвижный, как змея, язык длинноногой модели выделывал нечто невообразимое с его половыми органами.
«Где я, в аду или в раю? – думал журналист. – Если она продолжит в таком духе еще пару минут, я или умру от разрыва сердца, или женюсь на ней, клянусь моим фотоаппаратом!»
Они были дома у Мириам.
– Зачем нам идти в ресторан? – сказала Хосе Мануэлю модель. – Я сама приготовлю для тебя ужин, а заодно посмотришь, как я живу.
Нужно ли говорить, что журналист с энтузиазмом принял предложение.
Квартира Мириам располагалась в Педральбесе, самом престижном районе Барселоны.
– Ого! Да это настоящее любовное гнездышко, – присвистнул Чема. – Ты сама обставляла квартиру?
– Я заплатила декоратору два миллиона песет, – сказала модель. – Но он сделал все в соответствии с моими пожеланиями. А вот и мой рабочий инструмент, – добавила она, указывая на огромную круглую кровать, застеленную шелковым покрывалом цвета морской волны. – Она обошлась мне в целое состояние. Только попробуй, какой упругий и удобный матрас!
Залившись русалочьим смехом, модель толкнула журналиста, и он повалился на бирюзовое ложе любви. Имитируя грациозные кошачьи движения, Мириам взобралась на кровать вслед за ним и встала на четвереньки в такой позе, что ее платье задралось, обнажив миниатюрные прозрачные кружевные трусики.
Чема всегда был поклонником дорогого женского белья.
– Какие очаровательные трусики! – воскликнул он.
– Я дарю их тебе! – в неожиданном порыве щедрости воскликнула модель.
– В самом деле?
– Забирай! Они твои!
Журналист мягко провел пальцами по бедрам модели, сдвигая кружева вниз.
– То, что под ними, мне нравится еще больше, – прошептал он, целуя черный треугольник волос.
– Ты не возражаешь против телячьей отбивной? – спросила модель сорок минут спустя, когда Чема почувствовал себя полностью вымотанным. Невероятная сексуальность модели удивила даже его, многое повидавшего на своем веку. Мириам ухитрилась кончить шесть раз, и ее оргазмы сопровождались столь выразительными и артистичными стонами, вскриками и судорогами, что Хосе Мануэль, восседая на ней, чувствовал себя неистовым богом любви, преследующим обезумевших от страсти вакханок на просторных лугах Эллады. То, что модель может притворяться, как-то не приходило ему в голову. Это было бы слишком оскорбительно для его мужского достоинства.
Телячья отбивная, сопровождаемая вином «Бычья кровь», позволила журналисту восстановить силы, и парочка приступила к новому раунду на круглой арене любви.
Хосе Мануэль почувствовал, как что-то взорвалось у него внутри, и горячая сперма выплеснулась наружу, залив смуглое лицо модели.
С тихим стоном наслаждения Мириам принялась размазывать сперму по лицу и шее.
– Семя такого мужчины, как ты, – лучшее косметическое средство, – прошептала она, вытягиваясь на кровати рядом с журналистом и всем телом прижимаясь к нему. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, – был вынужден ответить Чема. В этот момент он почти не кривил душой. – Ты удивительная.
– Теперь мы с тобой стали одним целым, – продолжала Мириам. – И у нас не должно быть секретов друг от друга.
– В самом деле? – спросил Хосе Мануэль.
– Конечно, дорогой, – вкрадчиво произнесла модель, начиная ласкать его член.
Чема осторожно отодвинул ее руку.
– Любовь моя, только не сейчас, – взмолился он. – Я должен хоть немного отдохнуть.
Мириам была покорной, как турецкая рабыня.
– Как скажешь, мое сокровище, – согласилась она. – Давай просто поговорим.
– Давай, – кивнул Хосе Мануэль.
– Хотя для меня сейчас это совершенно безразлично, мне бы очень хотелось узнать, куда все-таки подевался Альберто де Арнелья.
– Давай не будем начинать все сначала, – возразил Чема. – Я уже объяснял тебе, что не могу этого сказать. Тут речь идет о журналистской этике.
