подлеце и убийце [Речь идет о графе Арсене Эжьере, кузене по матери герцога Леонарда и его постоянном сопернике, одной из самых загадочных фигур арцийской истории. Эжьер был талантливым военачальником, и в 1119 году император Эдгар назначил его маршалом Арции вопреки мнению своего брата Леонарда. Традиционно считается, что Эжьер способствовал аресту и гибели Леонарда, но прямых доказательств не сохранилось. Известно, что мать погибшего герцога открыто обвинила маршала и тот не стал оправдываться. Эжьер девять раз дрался на дуэли со сторонниками и родственниками Арроев и все девять раз вышел победителем. Эжьер откровенно щадил своих противников, никто из них не был убит, но современники расценивали это как издевательство. Против маршала было несколько заговоров, но все оказались безуспешными. Много лет державшийся вне политики, но известный своим распутством, Эжьер в 1128 году собственноручно убил несовершеннолетнего императора Альфреда, его мать — вдовствующую императрицу Мадлен и ее любовника и фактического правителя Арции — герцога Вуше. Официально считается, что именно меч Эжьера прервал линию арцийских Волингов, хотя большинство современников склонялось к тому, что Альфред и его сестра Розалинда были детьми Мадлен от Вуше. (Косвенным образом это подтверждает и завещание Эдгара, объявлявшего своим наследником не сына, а брата, хотя в качестве причины император называет не измену супруги, а душевную болезнь сына. )
После убийства Эжьер скрылся из Арции, его дальнейшая судьба неизвестна. Арцийские историки много спорят о причине, толкнувшей маршала на убийство. Известно, что сначала были убиты Мадлен и Вуше, а затем семнадцатилетний Альфред, которого нашли в спальне пригвожденным к стене маршальским мечом. Смерть Мадлен и Альфреда спасла от казни тысячу двести человек, обвиненных в государственной измене и симпатии к Арроям, в том числе и Руиса Арроя.]. Лишь зачитав до дыр первую книгу, принц принялся за вторую и с ужасом обнаружил, что начинает сочувствовать обесчещенному рыцарю. По крайней мере, в плену тот вел себя достойно, а его прегрешения… Да, он убил императрицу, нарушив клятву, но… если кто-то из принесших присягу Пьеру Тартю его убьет, станет ли он преступником? Рыцарь из книги говорил, что живая совесть нужней мертвой чести. Странно, он чем-то напоминает Базиля, тот вполне мог сказать что-то подобное. Сказать или… сделать?!
Возня в прихожей оторвала Филиппа от мыслей о жившем в незапамятные времена клятвопреступнике ради рыцарей, явившихся выполнить королевский приказ. Филипп понял, что их двое или трое. Трое. Арвэль, его аюдант и кто-то третий, незнакомый.
— Вы не спите, монсигнор? — удивился рыцарь Оленя. — Почему?
— Сначала болел зуб, а теперь зачитался, — юноша поочередно взглянул в глаза ночным гостям, — очень интересная история. Сигнор Арвэль, как вы думаете, был ли сигнор Эжьер подлецом?
— Что? — Кажется, «наставник» и впрямь был удивлен. — Эжьер? Он нарушил обет! Для рыцаря это недопустимо. Уго, — Арвэль повернулся к аюданту, — прошу вас, спуститесь в кухню и принесите монсигнору успокаивающую настойку.
— Благодарю вас, — улыбнулся Филипп, — не стоит. У меня уже все прошло, наверное, это от горячего.
— Я сказал, Уго, — повторил циалианец, — и поспешите. Алеку, вижу, ваши ночные бдения не мешают?
— Да, он спит как убитый. Мы и вправду сможем погостить в Аганне?
— Разумеется, — наклонил голову рыцарь, — но сначала нужно показать медикусу ваши зубы.
— О, ради поездки я готов показаться девяти лекарям сразу, — старательно улыбнулся Филипп, — так вы бы не согласились иметь другом и спутником сигнора Эжьера?
— Рыцари Оленя не имеют дела с клятвопреступниками и распутниками.
— Но ведь. Эжьер ничего не хотел для себя. Он был отважным воином и надежным другом. А с императором… Если б он не убил его и его мать, погибло бы множество невинных.
— Есть вещи, которые нельзя искупить, — надменно наклонил голову рыцарь, — хотя покойный узурпатор и был иного мнения. Человек, приблизивший к себе безродного наемника и изгнанного собственным отцом байланте, возможно, нашел бы удовольствие и в обществе сигнора Эжьера. Но хватит об этом, вот ваше лекарство. Пейте и ложитесь спать.
— Лекарство? — странным голосом переспросил Филипп. — Я выпью его, но только после вас.
— Что? — обычно мраморно спокойное лицо рыцаря Оленя исказило удивление.
— Я прошу вас об этом, наставник. Мне не хочется пить его одному.
— Я не намерен потакать вашим капризам. Зачем мне средство от зубной боли?
— Для того, чтобы доказать, что вы лучше Эжьера-клятвопреступника. Он, кстати говоря, вряд ли согласился бы убить спящего. Ведь это сонное зелье, не правда ли? Сонное зелье, благодаря которому Алек не проснулся, когда я его уронил. Зачем вам нужно, чтобы мы спали? Вы пришли нас убить?
— Вы бредите, Филипп.
— Брежу? В таком случае пусть ваш Уго выпьет этот кубок, а мы подождем. Если через пол-оры он не упадет, я готов извиниться и перед вами, и… перед узурпатором.
— Пейте, Уго, — пожал плечами Арвэль, опускаясь на стул, — пейте! У нас нет времени.
Если бы Филипп не знал об этом приеме, он бы обязательно попался. В самом деле, его глаза должны были быть прикованы к Уго, в крайнем случае к наставнику, а третий убийца, доселе неподвижно стоявший в стороне, скрутил бы лежавшего на кровати.
Неприязнь Арвэля к байланте могла бы получить дополнительную пищу, узнай он об уроках, которые Рито Кэрна давал племяннику своего друга. Одеяло, которое на самом деле отнюдь не обвивалось вокруг ног лежавшего, полетело в лицо убийце, изрядная порция лучшего мирийского перца отправилась в глаза Уго, так и не выпившего сонное зелье, а перед ошалевшим Арвэлем предстал совершенно одетый Филипп с мечом в руках.
— У вас есть шанс сравниться с Эжьером! — крикнул юноша, довольно удачно отбивая выпад оленьего рыцаря. — Тот, помнится, убивал своего сюзерена, глядя ему в глаза.
— Сюзерена?
— Если Нора — принцесса, то я — твой король! — Филипп кошкой прыгнул назад, рубанул сдиравшего с себя одеяло «третьего» по шее, развернулся и встретил «наставника» лицом к лицу. Кольчугу тот надеть не удосужился, но у него, кроме короткого меча, имелся кинжал. Арвэль был хорошим воином, но он не ожидал нападения, а юношей вдруг овладело странное спокойствие. Подхватив левой рукой тяжелый канделябр, Филипп принял на него удар кинжала и швырнул в ноги противнику. Арвэль споткнулся, и принц не преминул ударить. Показалась кровь. Рана была легкой, но неудобной.
Кое-как прочихавшийся Уго бросился на помощь сигнору, но Филипп снова отскочил, запустив в аюданта попавшимся под руку подносом с яблоками. «С собаками надо говорить по-собачьи» — те, кто пришел убить спящих, не заслужили рыцарского отношения. Теперь бой шел не в спальне, а в той комнате, на стене которой висел столь пригодившийся принцу меч. Филипп сражался за свою жизнь и жизнь брата, но, странное дело, схватка доставляла ему чуть ли не удовольствие. Это была его Гразская битва, его безнадежная, отчаянная драка с судьбой.
Клинки звенели, отскакивая друг от друга. Арвэль был ранен, глаза Уго слезились, и оба были ошеломлены. Аюдант сделал яростный выпад, промахнулся и грохнулся вместе с вонзившимся в его грудь мечом. Вытаскивать его было некогда, и Филипп подхватил клинок убитого.
Принц и «наставник» остались вдвоем. Куртка Арвэля была в крови, но глаза смотрели остро и уверенно. Филипп понял, что удивление прошло и справиться с рыцарем Оленя будет ой как непросто. Так и оказалось. Первый же выпад Арвэля сравнял шансы, теперь ранены были оба. Филипп знал, что любой на его месте или занял бы глухую оборону, или попробовал бы прорваться к двери, но не сделал ни того ни другого. Это был еще один мирийский трюк. Глянув в лицо Арвэлю и сразу же опустив взгляд, Филипп бросил меч и опустил голову, зажимая рану рукой. Арвэль зло рассмеялся и шагнул к сломленному противнику — ему требовался мертвец, а не пленник. Филипп покорно ждал смерти, втянув голову в плечи, сверкнула сталь и… юноша очумевшей кошкой метнулся под ноги убийце, одновременно перехватив и вывернув руку с кинжалом. Кэрна говорил, что, если получится, противник всадит нож в собственную печень. У Филиппа получилось.
Юноша, сам не веря своей удаче, кое-как поднялся. Он был весь в своей и чужой крови, ноги казались ватными, но ему удалось! Удалось! Он выиграл бой, теперь нужно выиграть жизнь. Дверь вроде бы отперта, уже хорошо! Вряд ли гвардейцев оповестили об убийстве. Они просто стерегут замок; если
