– Тогда почему ты вел себя как последний грубиян? Мы с Чейзом только вчера порадовались тому, насколько ты изменился к лучшему. Мы решили, что причина в Онории... Черт возьми, Маркус! Если не желаешь разговаривать, перестань хотя бы ежеминутно вздыхать!
– А я разве вздыхал? Я только... – Он уныло покачал головой.
Энтони не на шутку встревожился.
– Кажется, теперь ты убедился, что семейная жизнь – штука непростая.
– Убедился, и еще как! – Поймав взгляд брата, он беспокойно заерзал в кресле. – Видишь ли, сейчас я несколько подавлен, но в целом я даже доволен, что родственники Онории живут с нами.
Энтони усмехнулся.
– Послушай, у нас с Онорией состоялся разговор...
– Правда?
– Перестань паясничать. – Маркус неодобрительно взглянул на брата.
– И что же она сказала?
– Сказала, что любит меня.
Неожиданно Энтони расхохотался так искренне, что все стали на него оборачиваться.
– Перестань! – прошипел Маркус, чувствуя себя последним дураком на свете.
– Боже мой, Маркус! Она говорит, что любит тебя, а ты смотришь на меня так, как будто тебе в сердце вонзили нож! Честное слово, я не понимаю... – Он вдруг перестал смеяться. – Ну и что же ты ей ответил?
Маркус молчал.
– Послушай, ты должен был что-то ответить!
– Я не смог.
– Не смог? Но почему?
– Потому что не знаю, что я к ней испытываю. Во всяком случае, «любовь» не то слово, которое я готов был произнести.
– Разве не ты подарил Онории кольцо нашей матери в качестве обручального! Я-то надеялся, что ты наконец нашел любовь.
– Господи, при чем тут кольцо! Энтони, что мне делать? Она сказала, что любит меня, а я не уверен...
– Но... Что же произошло между вами сегодня? Анна заехала навестить Онорию и застала ее в слезах.
Маркус скрипнул зубами.
– Сегодня пришел Мелтон, и все пошло вверх тормашками. Онория проявила к нему внимание, и почему-то это меня взбесило, вот я и... Черт возьми, Энтони, почему ты смеешься?
– Потому что ты круглый дурак, вот что! – Энтони швырнул недокуренную сигару в камин. – Маркус, я намерен оказать тебе огромную услугу. Подумай о своей жизни с Онорией, а потом представь, что бы ты делал без нее, и молись, чтобы жена не восприняла твое молчание как знак того, что ты ее не любишь. Если она уйдет от тебя, тогда, что бы ты ни сказал, это уже ничего не изменит.
– Как это уйдет?
– Очень просто. Онория не из тех женщин, которые остаются в доме, где их не желают видеть. Я разговаривал с ней всего несколько раз, но Анна сказала... – Он вдруг замолчал.
– Что? Что сказала Анна?
– Когда она приехала к вам в дом, Онория велела укладывать сундуки и...
Но Маркус не слышал его – он чуть не бегом бросился к двери и вскоре оказался на улице.
Глава 20
Я сказал «Тебе нравятся омары?» – а не «Ты выглядишь как лабрадор»! Пожалуй, я пересяду на твой конец стола, а то слишком большое расстояние вносит напряжение в наш брак.
Маркус пообещал Гербертсу двадцать фунтов, если он домчит его до Тремонт-Хауса меньше чем за десять минут: он рассчитывал приехать туда раньше, чем уедет Онория. Сидя в бешено раскачивающемся экипаже, который мчался по узким улицам, маркиз лихорадочно соображал, что скажет, когда увидит ее. Может, лучше сначала ее поцеловать, а потом заговорить? Если ему удастся смягчить ее сердце и заставить опустить забрало, его положение станет не таким безнадежным. Ах, только бы успеть!
Когда лошади замерли у его дома, Маркус, не дожидаясь, пока Гербертсоткроет дверцу, пулей выскочил из кареты, взлетел по лестнице и ворвался в дом, на ходу срывая с себя плащ.
– Джеббсон! – Он поспешно сунул в руки дворецкому шляпу. – Где ее светлость? Я должен немедленно с ней поговорить...
Вместо ответа Джеббсон протянул ему серебряный поднос, на котором лежало одноединственное письмо, и Маркус неподвижно уставился на него, только сейчас осознав леденящую тишину, стоявшую в доме. Его душа содрогнулась от острой тоски.
Он взял записку, не замечая, как дрожат его руки, и тут услышал сочувственный голос Джеббсона:
