– Должно быть, в постели, – предположила Оливия.
– Сходите, проверьте. – Онория нахмурилась. – Он что-то подозрительно затих.
– Я сейчас. – Порция передала ожерелье Кассандре. – А вы постарайтесь сделать так, чтобы, вернувшись, я увидела Онорию в этих драгоценностях.
– Конечно, постараемся, – пообещала Кассандра, и Порция вышла.
Онория пристально посмотрела в глаза сестры.
– Я их ни за что не надену, и никто не заставит меня это сделать.
– Но к твоему роскошному платью так и просится какое-нибудь украшение, а те, которые есть у нас, совершенно ему не соответствуют! Если ты наденешь подарок маркиза только на этот вечер, а завтра отправишь назад, ничего ведь не случится...
Пожалуй, Кассандра права, подумала Онория, и у нее больно сжалось сердце – сегодня она в последний раз увидит Маркуса, в последний раз ощутит у себя на талии его теплую руку, когда он введет ее в зал.
К ее глазам подступили слезы, и она, отчаянно заморгав, протянула руку сестре, а Кассандра торжественно надела на нее браслет, а потом застегнула на шее ожерелье...
Бал имел поразительный успех; вереница роскошных экипажей растянулась на целый квартал; громадный бальный зал был до отказа заполнен гостями, которые оживленно делились восхищенными впечатлениями от оркестра и изысканного угощения, а главное – от поразительно красивой супружеской четы хозяев бала.
Когда Онория прибыла в Тремонт-Хаус за несколько минут до того, как начали съезжаться гости, Маркус, к ее удивлению, ограничился только коротким комплиментом. С величайшим трудом удерживаясь от слез, Онория встала рядом с ним, и они приступили к утомительной процедуре встречи приглашенных.
Все это время Маркус то и дело украдкой посматривал на нее: в роскошном платье темно-красного шелка, которое придавало каштановым волосам Онории более глубокий насыщенный оттенок, с особенно ярко сверкающими на белоснежной коже рубинами она выглядела прекрасной и величественной, как королева. Теперь он хотел только одного: чтобы эта ослепительная женщина принадлежала ему целиком и полностью, и Маркус намеревался сделать все, чтобы она навсегда это поняла. Будь он проклят, если позволит ей уйти! Если сегодня он не добьется своего, то будут и другие вечера, и он не успокоится, пока не завоюет ее, не заставит поверить, что действительно ее любит, любит глубоко и искренне, всем сердцем, всем существом!
Заставив себя вспомнить о своем долге хозяина, Маркус как можно приветливее стал здороваться с гостями, но каждый раз, когда рука Онории невзначай касалась его руки, он испытывал подлинные мучения.
Наконец он кивком велел Джеббсону позвать Энтони и Анну, чтобы те продолжили встречать гостей, а сам взял Онорию за руку.
Она насторожилась.
– В чем дело?
– Пойдем. Всего один танец.
– Нет.
– Гости подождут, Онория. Если мы этого не сделаем, начнутся пересуды.
Она вздохнула.
– Ты прав, и положение обязывает – придется открыть бал.
Сжимая ее локоть горячими пальцами, Маркус быстро повел Онорию в центр зала сквозь бурлящую толпу гостей, а когда они остановились, подал знак музыкантам. Шум в зале стих.
Стараясь овладеть собой, Маркус глубоко вздохнул.
– Почему оркестр не играет? – встревоженно прошептала Онория.
– Потому что я так хочу.
Она недоуменно посмотрела на него:
– Но почему? Что все это значит?
Маркус взял ее за руки.
– Онория, я хочу поговорить с тобой, – громко произнес он, и его голос разнесся по всему залу, в результате чего все устремили на них взгляды.
Онория попыталась осторожно высвободить свою руку.
– Пожалуйста, Маркус, не надо...
– Нет, прошу, дай мне сказать!
Гости удивленно замерли. Маркус знал, что уже завтра они будут пересказывать друг другу каждое слово из их разговора. Прежде он возмутился бы, но сейчас он, напротив, страстно желал этого.
Взяв холодную руку Онории, он ласково сжал ее.
– Много лет я прожил в одиночестве, полагая, что мне никто не нужен, что для счастья достаточно делового успеха. Только теперь я понял, что заблуждался, потому что не понимал главного. – Маркус привлек Онорию к себе и заглянул ей в глаза. Сердце его отчаянно билось в груди, ему не хватало воздуха. Он понимал, что теперь наступил самый важный, решающий момент в его жизни. Помолившись в душе, чтобы язык не отказал ему в эту ответственную минуту, Маркус продолжил: – Онория, ты должна...
– Она ничего вам не должна, – внезапно услышал он голос Кассандры. – Сестра не желает с вами
