– Нет, не хотел. В то время не хотел.
Брэндону показалось, что он уловил легкую печаль в ее глазах. Он придвинул ноги ближе к ногам Верены. Она опустила глаза, но не сделала попытки отодвинуться.
Жаль, что у него такая большая карета. Надо будет завтра же заказать поменьше.
– Насколько я знаю, Уэстфорт погиб в перевернувшейся карете вскоре после вашей свадьбы. Лошади понесли?
– Нет, это вина Эндрю. – Она через силу улыбнулась. – Он гнал во весь опор и слишком круто стал огибать угол. Он сломал шею.
– Простите.
– Ничего. Все случилось быстро и безболезненно. Он умер так же, как жил – свободным. Как ни печально, но я предчувствовала, что произойдет нечто подобное.
Ее голос дрогнул, и Брэндон нахмурился:
– Вы все еще тоскуете по нему.
Она посмотрела в окно. Темная кожа, которой были обиты стены кареты, служила идеальным фоном для красоты Верены.
Красоты. Странно, но теперь он считал ее красавицей, именно такой описал Верену Девон. Дело было не в лице или теле, хотя и они были достойны восхищения. А еще в чем-то. Может, в ее внутренней красоте?
Брэндон вздохнул. Вместо того чтобы расспросить ее о Хамфорде, он удовлетворяет свое любопытство в отношении этой женщины – кто она, откуда и все прочее.
Она вдруг усмехнулась, откинувшись на подушки:
– Знаете, что меня не устраивало в покойном муже? Его храп.
Брэндон ухмыльнулся, гадая, что она сделает, если он сграбастает ее и поцелует. Он сгорал от желания снова ощутить вкус ее губ, который до сих пор не мог забыть. А может быть, это лишь игра его воображения? Надо проверить.
Верена вздернула подбородок:
– Вы надо мной смеетесь.
Он завладел ее рукой.
– Я не смеялся.
– Нет, но вы улыбнулись, а это почти одно и то же. Сколько нам еще ехать? Я хочу домой.
– Мы и едем к вам домой.
– Почему так долго? – Она с подозрением воззрилась на Брэндона, но руки не отняла. – Вы уверены, что везете меня ко мне домой, а не к себе?
– У меня нет дома, я снимаю квартиру рядом с Сент-Джеймс-стрит.
– Что? У Сент-Джона нет дома? Мне казалось, против этого существует закон. Что-то вроде «Все надутые ослы должны иметь собственное жилище».
Он ухмыльнулся:
– Знаете, мне кажется, вы бы понравились моей матери.
– Сомневаюсь. Мне редко удается ладить с другими женщинами. Не знаю почему.
Большим пальцем он погладил тыльную сторону ее ладони, восхищаясь бархатистостью кожи.
– Возможно, потому что вы слишком прямолинейны.
– Прямолинейна? Вы хотели сказать «честна»?
Брэндон промолчал. Он и сам не знал, что хотел сказать. Он лишь понимал, что эта женщина, сидящая в такой искушающей близости, все равно сидит слишком далеко. Он хотел, чтобы она находилась рядом. На нем. Под ним. Он ощутил, как разгорается огонь внутри.
Верена вздохнула:
– Вы не собираетесь отвечать, и я знаю почему. Вы не считаете меня честной или заслуживающей уважения, иначе не предложили бы мне деньги, чтобы я оставила в покое вашего брата. Полагаю, вы обо мне весьма низкого мнения.
– Вы ошибаетесь, – медленно проговорил он. – Да, кое в чем я ошибся, но у меня были на то веские причины.
– Какие же?
– Я не стану об этом распространяться, но признаюсь, что несколько поспешил в своих суждениях.
– «Несколько поспешил», – с насмешкой произнесла Верена. – Это все равно что быть почти беременной.
Брэндон раскрыл ее ладонь, любуясь формой пальцев. Они были длинные и нежные, как у музыкантши, художницы, возможно, искусной любовницы. Эта мысль искушала, и Брэндон поднес руку Верены к губам, провел губами по ее пальцам, задерживаясь на каждом сгибе.
Она смотрела, расширив глаза, приоткрыв губы.
– Вы... вы не должны этого делать.
