На кухне уже находились Жак, Жанна и Марианна. Они готовили эль, хлеб и бекон, тоже решив как следует накормить гостей перед дорогой.
Замок словно ожил с их прибытием. Уже слышались голоса актеров — громкие, зычные: эти люди даже «доброе утро» не могли произнести просто, без драматической окраски. Мы чувствовали некоторую подавленность, так как вскоре они должны были покинуть нас.
Жанна собирала на стол, а Марианна шумно раздувала огонь в очаге, который так и тлел всю ночь.
Спустился месье Ламотт и сразу подошел ко мне. Он поцеловал мне руку и отвесил поклон.
— Дорогая госпожа, мне не часто доводилось ночевать с такими удобствами.
— Надеюсь, вы не замерзли.
— Меня всю ночь окутывала теплота вашего приема, — ответил он, видимо, давая мне понять, что одеял было недостаточно, чему я охотно верила.
Спустилась мадам Ламотт с нашими детишками, на ходу пересказывая им содержание какой-то пьесы из репертуара их труппы.
Она восторженно приветствовала меня и объявила, что за всю свою жизнь она (так же, как и другие члены труппы) ни от чего не получала такого удовольствия, как от пребывания в замке Контрив.
Лица актеров засияли от радости при виде накрытого стола, и месье Ламотт велел всем немедленно приниматься за еду. Мне же он сказал:
— Мы, перепоясавшись мечами, готовы броситься вперед, увы, печаль терзает наши сердца! Я знаю, что ваше гостеприимство готово простираться бесконечно… и я признаюсь, дорогая леди, что часть души моей готова обратиться к небу и попросить его, разверзнувшись, опять обрушить снег… Вы извините, госпожа, профессиональная привычка… Но нас призывает долг. Если мы не приедем в Париж вовремя, что подумают о нас те, кто с нетерпением ждет нас? Они желают нас видеть, билеты раскуплены заранее, а всякий актер скорее предпочтет поступить во вред себе, чем зрителю.
Мне пришлось высказаться в том же духе. Я выразила глубокое сожаление по случаю столь быстрого отбытия наших гостей. Я была бы счастлива, если бы они задержались здесь подольше, однако я, разумеется, понимаю необходимость их отъезда. Они обязаны делать свое дело, а мы должны быть благодарны судьбе, что смогли ознакомиться с одним из образчиков их творчества, и это будет для нас источником незабываемых впечатлений…
Они уже усаживались за стол, когда мадам Ламотт спросила:
— А где Харриет?
Я, конечно, с самого начала заметила ее отсутствие, ведь больше всех меня интересовала именно она. Я жила в ожидании момента, когда она спустится в холл.
Мадам Ламотт взглянула на Флоретт, которая в ответ пожала плечами.
— Я разбудила ее перед тем, как выйти из комнаты, — сказала мадам Ламотт. — Ей уже пора бы спуститься.
Я сказала, что поднимусь наверх и сообщу Харриет, что все уже сели завтракать.
Войдя в комнату, отведенную накануне под ночлег женщин, я увидела, что Харриет лежит в кровати. В утреннем свете она была не менее красива, чем при свечах. Ее волосы были собраны на затылке синей лентой, а одета она была в корсаж с глубоким вырезом и нижнюю юбку.
Она улыбнулась мне так, что я почувствовала за этой улыбкой что-то непростое, но не смогла понять, что именно.
— Все ждут вас, — сказала я.
В ответ она пожала плечами и приподняла ногу.
— Мне больно ступить на нее, — сказала она. — Я не могу ходить. Не знаю, что и делать.
Я подошла к кровати и осторожно потрогала распухшую лодыжку. Харриет поморщилась от боли.
— У вас, должно быть, растяжение, — сказала я. Она кивнула.
— Но, с другой стороны, это может оказаться и переломом.
— Я не знаю…
— Со временем это выяснится. Вы можете встать на эту ногу?
— Да, но боль при этом страшная.
— У мадам Ламбар есть множество снадобий. Я попрошу ее осмотреть вас. Но и без осмотра ясно, что вам следует держать ногу в покое.
— Но… мы должны ехать. Какая на дворе погода?
— Холодно, но ясно. Снег уже не идет… только вчерашний еще лежит тонким слоем. В общем, сегодня ничто не препятствует поездке.
— Труппе, конечно, необходимо выезжать. В Париже ее ждет ангажемент… — Ее губы сложились в улыбку:
— Госпожа Толуорти… не могли бы вы… не согласились бы вы предоставить мне кров до тех пор, пока я не смогу нормально передвигаться? Позвольте, я объяснюсь. Я не только играю и пою на сцене, но и танцую. Видите ли, если я сейчас нанесу какой-нибудь вред ноге, это может погубить всю мою карьеру.
Я почувствовала, что меня охватывает волнение. Приключение не закончилось. Самый интересный для меня из членов труппы собирается здесь остаться…
Я быстро ответила:
— Я никогда не решусь отказать в помощи тому, кто в ней нуждается.
Она протянула мне руку, которую я пожала. На несколько секунд я замерла, глядя в ее странное, но прекрасное лицо.
— Господь вас благослови! — сказала она. — Пожалуйста, позвольте мне остаться на некоторое время.
— Вы — моя гостья, — ответила я, улыбаясь, и на лице моем явно отразилась радость. — А теперь, — поспешно добавила я, — мне необходимо поговорить с мадам Ламбар. Она, должно быть, сумеет выяснить, что же произошло с вашей ногой.
— Вчера ночью я споткнулась на лестнице, — сказала она.
«Да, — подумала я, — подравшись с Флоретт».
— Скорее всего это простое растяжение. Я все-таки вызову мадам Ламбар.
Я спустилась в холл, где актеры поглощали хлеб с беконом, запивая элем, и сказала:
— Госпожа Мэйн повредила лодыжку. Она не может передвигаться. Я согласилась оказать ей гостеприимство до той поры, пока она не поправится. Вам не следует опасаться за нее: мы обеспечим ей должный уход.
На несколько секунд за столом воцарилось молчание. Флоретт криво усмехнулась, а Жабо уставился в кружку с элем.
Мадам Ламотт встала и сказала:
— Я поднимусь и поговорю с ней. Я отправилась на кухню и сообщила Жанне и Марианне:
— Госпожа Мэйн останется у нас на несколько дней, до тех пор, пока не сможет присоединиться к своим товарищам. У нее повреждена нога.
Лица у них стали радостными. Кухня сразу же преобразилась, даже огонь в очаге засиял ярче.
Приключение еще не завершилось.
Стояла морозная погода, деревья были покрыты инеем. Мы наблюдали за отъездом актеров и махали им на прощание. Караван медленно двигался по дороге из-за вьючных лошадей. Месье Ламотт, подобно библейскому патриарху, возглавлял процессию.
Я чувствовала себя так, словно смотрю спектакль, разыгрывающийся на сцене. Окончился первый акт, и я благодарила судьбу за то, что не завершилось само представление. Наверху в постели лежала ведущая актриса, и, пока она находилась на сцене, пьеса не могла быть доиграна.
Как только караван исчез из виду, я поднялась по лестнице. Харриет лежала в кровати, по горло укутанная в пледы, ее волосы были разбросаны по подушке. Она улыбалась и чуть ли не мурлыкала; я сразу