— Даже и не думай, парнище! — предостерегла она его с самодовольной улыбкой. — Только попробуй, и термин футбол обретет для тебя совсем иное значение[33].
— Женщина, ты играешь нечестно, — выразил он свое недовольство, все более накаляясь.
— Не дергайся, — прикрикнула она на него, еще сильнее притиснув носок мокасины.
Результат не замедлил сказаться. Торн сдавленно застонал.
Никки ухмыльнулась.
Толпа в этот момент заревела. Женщины только что забили очередной гол, и счет стал 9:9.
Хотя мужчины и пытались перенять у женщин их тактику, у них из этого ничего не вышло. Двадцать минут спустя Звонкая Вода, после спринтерской пробежки, влепила решающий мяч в ворота противника. Игра окончилась победой женской команды с перевесом в одно очко. Победительницы покидали поле усталые, потные и заляпанные грязью, но глаза их светились счастьем.
Никки прохаживалась возле Серебряного Шипа. Язык ее облизнул пересохшие губы, и она увидела его глаза, потемневшие от желания. Она издала низкий зловредный смешок.
— Сердце мое, на этой медвежьей шкуре ты та-ак хорошо смотришься!
17
После лихорадки футбольного матча Никки сомневалась, хватит ли у нее сил для участия в танцевальном вечере. Но Конах предложила ей испить какой-то сладкий настой из трав, заверив, что это не причинит вреда беби, и Никки, к своему удивлению, значительно ожила.
Она присоединилась к другим женщинам, готовившим праздничную трапезу. Жарилось и парилось всего немало — какие-то клубни, кукурузные лепешки, на огне доходила бобовая похлебка. На десерт — засахаренные фрукты, груши, несколько видов ягодного варенья, черная патока и мед. Множество напитков — от простой родниковой воды, разнообразных соков, настоев и отваров — в основном из фруктов, листьев и коры — до хмельного перебродившего варева, которое, как полагала Никки, было чем-то вроде спиртного, приготовленного из зерна.
— Такое самодельное питво из зерна, вроде водки, готовят по всему миру, — сказала она Конах. — Индейцы, значит, не отстают в этом смысле от прочих? Так вы говорите, танцы продлятся всю ночь? Наверное, тот, кто устоит на ногах дольше всех, будет удостоен награды!
— Нет, внучка, нет, — смеясь, ответила Конах? — награды будут, но не за это. Наши мужчины не напиваются так, чтобы с ног валиться, особенно сейчас, когда здесь генерал и его люди. Да Черное Копыто их голым задом на муравейник посадит, если они допустят такую глупость.
Никки ухитрилась счистить щеткой всю грязь со своего платья, затем вымыла волосы и уложила их в опрятный французский пучок. В честь праздника она даже наложила на веки тени, подкрасила ресницы и губы. После нескольких недель, в течение которых ей приходилось разводить огонь, полоть сорняки и заниматься стряпней, ее ногти обломались, но быстрый маникюр и розовый лак помогли кое-как привести руки в порядок.
Глядя на нее, Конах и Меласса выразили желание тоже украсить свои ногти и лица. Весть о новшестве распространилась быстро, и не успела Никки оглянуться, как оказалась в роли ведущего косметолога, ибо пара дюжин жизнерадостных женщин столпилась вокруг нее, с вожделением разглядывая скромное содержимое ее косметички.
— Нечистая сила, — воскликнула она. — Теперь я поняла, что должны чувствовать эти несчастные парни-галантерейщики на расширенной распродаже удешевленной косметики!
Она тотчас обрела свой учительский тон и стала наводить порядок.
— Леди, прошу вас! Не толкайтесь и не отпихивайте друг друга! Если вы рассядетесь и будете терпеливо ждать своей очереди, то все получат возможность подмалеваться. Однако, нажив по этой части кое-какой опыт, смею предложить вам свою помощь. Тут нужно соблюсти меру, иначе ваши мужья подумают, что к ним приехала цирковая труппа клоунов.
Используя Конах как модель, Никки продемонстрировала основные приемы правильного грима.
— Будет просто прекрасно, если вы поможете друг другу с макияжем и волосами. Я здесь, рядом и присмотрю. — Раздав тени для век, лак для ногтей, тушь для ресниц и губную помаду, она еще раз приструнила их: — Леди, беря друг у друга косметику, не торопитесь, будьте взаимно вежливы, иначе ни одну из вас я не зачислю в свою футбольную команду.
Раздавая советы и пожелания, она в то же время убирала волосы Конах, сооружая ей французский пучок, а несколько женщин, глядя на нее, пытались повторить это самостоятельно. Меласса решила, что ей хочется часть волос локонами спустить на лоб. Другая попросила Никки помочь ей уложить волосы замысловатым узлом и закрепить его на затылке серебряным гребнем с великолепным opнаментом, изумившим Никки мастерством и вкусом его создателя. В своем веке такую редкостную вещицу она могла увидеть лишь в ювелирном магазине, торгующем исключительно штучным товаром.
Никки обошла всех женщин, делая поправки и нанося последние штрихи, и вот, наконец, она окинула своих учениц критическим взглядом и нашла, что конечные результаты не так уж плохи, да и женщины были весьма довольны, особенно получив возможность взглянуть на себя в маленькое зеркальце, пущенное по кругу. Заключительным аккордом явился мускусный одеколон, которым Никки слегка мазнула кого за ушком, кого по шейке или груди, и женщины гордо — жаркой поступью, как Никки это называла, — покинули салон собирать дань комплиментов с потрясенных женихов и мужей. Никки со своей стороны надеялась, что женихи и мужья не разочаруют преобразившихся женщин и уж тем более не прибьют. Меньше всего ей хотелось, чтобы сегодня, омрачая праздник, здесь и там вспыхивали очаги семейных ссор.
Но все обошлось. Более того, мужчины пришли в восторг от нового облика своих жен. Самое замечательное, однако, что всех их растревожил чувственный аромат, исходивший от женщин. Хотя это выглядело немного неприлично, но многие мужчины, как заметила Никки, стояли и при всем честном народе обнюхивали своих жен, тыкаясь носами в шеи и груди. В это время к ней подошел Серебряный Шип, принюхался и сказал:
— Как ты аппетитно пахнешь. Так и хочется тебя съесть.
Переваривая, сей комплимент, Никки не могла не хихикнуть.
— Если бы ты знал, из чего создается этот одеколон, твой аппетит вмиг пошел бы на убыль.
Брови его выгнулись в молчаливом вопросе.
— Из желез скунса, — без всякого выражения сообщила она. — Я не знаю подробностей этого процесса, но мне точно известно, что пахучая основа парфюмерных изделий добывается из мускуса, содержащегося в яичках определенных животных, и скунса в том числе.
— Ты меня разыгрываешь! Она покачала головой:
— Нет, я говорю совершенно серьезно.
— Но как это может быть? Про скунса трудно сказать, что он приятно пахнет. Даже я со своими магическими силами не смог бы извлечь из него столь сладостный запах.
Лицо его выражало смущение, недоверие и вообще было расстроено.
— Я уже сказала, что не знаю, как это делается, знаю только, что это делается. — Она сочувственно похлопала его по плечу. — Не пытайся понять. Просто наслаждайся приятным ароматом.
— Не было бы ничего легче, — уныло проговорил он, — если бы мне, нюхая твою шею, удалось отделаться от мысли, что я с таким же успехом мог бы сунуть свой нос в задницу скунса.
Никки с приятностью обнаружила, что лишь немногие из вечерних танцев имели однополый уклон, исполняясь или только мужчинами, или только женщинами, по большей же части мужчины и женщины танцевали вместе. Были танцы с относительно простым шагом. Иные казались более замысловатыми. Некоторые она разучивала еще в детстве, правда, несколько в иных вариациях. Один очень походил на банни-хоп, действительно напоминая кроличьи прыжки. Другой — просто какие-то сплошные хоки-поки, танцевальные пустячки. А третий имитировал детскую игру в ручеек. Много танцевали, выстроившись в линию. Этот тип танца варьировался, переходил от медленного приятного темпа к быстрому и суровому, следуя ударам барабана и командам ведущего танцора. Иногда линии разбивались на пары, танцующие то выстраивались в затылок друг другу, то поворачивались лицом к лицу.
Из тех танцев, в которых участвовали одни женщины, Никки больше всего понравился дав-данс — танец голубки. Из парных танцев, где она танцевала с Серебряным Шипом, больше всего раз веселил ее стирэп- данс — танец стремени, называемый так потому, что женщина обнимала партнера за шею, а левой ногой вставала на его ногу, которая действительно в этом случае являлась чем-то вроде стремени. Затем,
