Закончив свою речь, Серебряный Шип погрузился в молчание. Его острый взгляд говорил о том, что он ожидает ответа.
Никки заговорила далеко не сразу. Но когда заговорила, слова ее взорвались вулканическим пламенем.
— Ну конечно! — чуть не плюясь, выкрикнула она. — Я ведь пасхальный кролик! Меня можно дурачить, как хочешь, да? Вот вы!.. — Она вскочила на ноги и гневно направила на него указующий перст. — Вы знаете, на кого вы похожи? На психически больного. Придурок! Самый настоящий придурок! И вся эта история, парень, шита белыми нитками! Ха! Принялся тут разыгрывать передо мной псевдоисторический спектакль! Да я девять месяцев в году преподаю историю штата Огайо, и никто ни разу не обвинил меня в незнании своего предмета. По вашему, приятель, выходит, что Текумсех был братом-близнецом Пророка, что для наших историков до сих пор является ничем не подтвержденным фактом. Существует, правда, версия, что они родились даже целой тройней, но и то считается, что третий брат — болезненный уродец — умер во младенчестве. Итак, мистер Остряк-самоучка, что вы по этому поводу скажете?
Завершив свою отповедь, Никки надменно уперла руки в бока.
— Я сам живое доказательство того, что ваши историки ошибаются, — ответил он холодно, с едва заметной усмешкой. — Ведь ясно же, что я не уродец и не погиб во младенчестве.
— Так, по-вашему, выходит, что целые библиотеки книг, написанных на эту тему, лгут? Почему же историки едва упоминают о существовании этого третьего, у которого даже имени не было, в то время как сведений о ваших братьях — если еще они братья, — предостаточно? — все раздраженнее и громче выкрикивала она.
Он вновь ухмыльнулся и насмешливо проговорил:
— Возможно, потому, что, в отличие от некоторых, у меня нет нужды кичиться своим… как бы это сказать?.. Своим превосходством над другими. Послушайте, пока вы так пылко говорили, у вас сползло одеяло, выставив одну из ваших возвышенностей напоказ.
Никки, ужаснувшись, глянула вниз и увидела, что одна ее грудь, прикрытая только эфемерной чашечкой бюстгальтера, действительно выставилась наружу. Быстро подтянув одеяло, она взглянула на Сильвера Торна так, будто это он во всем виноват.
— Ну что ж, давайте, смейтесь, вы, противный, неотесанный тип! Итак, я малость толстовата.
Большое дело! В конце концов, я не намерена половину жизни таскать железо в гимнастическом зале, как это, похоже, делаете вы.
— Толстовата? — переспросил он.
— Да уж, эдакая увесистая толстушка. Как на ваш вкус? Сознаюсь, что вешу на двадцать фунтов больше, чем мне при моем росте положено. Но меня это не волнует так сильно, как некоторых женщин.
— Это неправда, — возразил он. — Тот, кто сказал вам это, должно быть, слеп, туп или просто завистлив. Какой мужчина захочет в своей постели тощую, костлявую женщину, когда может иметь другую, нежную и жаркую, с хорошо упрятанными костями, которые не выпирают из-под кожи острыми углами? Вы не тощая и не толстая, а именно то, что надо.
Вопреки своему желанию, Никки зарделась от его комплимента.
— Если бы вы не были сумасшедшим, Сильвер Торн, я бы просто влюбилась в вас. Вы знаете, как вскружить девушке голову. Конечно, в вашем-то возрасте уж пора это уметь. Кстати, сколько вам лет?
— По-вашему, по-английски, сорок пять. А вы понимаете, что в настоящее время, то есть в тысяча восемьсот тринадцатом году, в котором мы сейчас находимся, вас еще и на свете нет?
Она заморгала, на мгновение сбитая с толку, затем пожала плечами:
— Ну, раз меня еще и на свете нет, полагаю, вполне можно сознаться, что мне почти тридцать, что я разведена и бездетна.
Выражение ужаса промелькнуло по его лицу.
— Женщина! Что такого ужасного вы совершили, что муж с вами развелся? Скажите мне о своем злодействе. Вы пытались убить его? Или были столь непочтительны и злонравны, что он, не выдержав, бежал от вас? А может, вы ему изменили?
— Да вы, как я вижу, изрядная задница! Настоящий шовинист! — возмутилась Никки, не помня себя, вскочила, обогнула костер и направила ему в грудь палец, сопровождая свои слова острыми тычками: — На самом-то деле все было иначе, ибо это именно он изменил мне. И именно я его бросила. Серебряный Шип смотрел на нее с явным недоверием.
— Не может быть! — воскликнул он. — Жены племени шони не оставляют мужей. Не могу поверить, что вы это сделали.
— Придется поверить, парень, — резко произнесла она. — Я достаточно натерпелась от его интрижек, хватит до скончания моих дней. А если даже я и выйду замуж еще раз — что будет доказывать, что я такая же сумасшедшая, как и вы, — муженек номер два, если собьется с пути, сполна выплатит мне страховую сумму. Развод слишком дорого обходится — и эмоционально, и в денежном смысле.
Серебряный Шип схватил указующий перст, которым Никки все еще продолжала долбить его, и мягко отвел его в сторону.
— Это что, позволительно в ваше время? — спросил он. — Вы так об этом говорите, как будто развод у вас самое обычное дело.
— Да, слишком обычное, — призналась она. — Без колебаний производится теми, кто может себе это позволить и заплатить проклятой судьбе. Однако почему я жалуюсь? Если бы развод не был доступен, я бы, вероятно, до сих пор вынуждена была терпеть этого свинского юбочника. А может, убила бы его и теперь сидела бы в тюрьме, штампуя дешевые одноразовые тарелки.
— Да, кстати, я хотел спросить у вас, в каком времени вы живете. Из какого года вы явились, сюда, Нейаки?
— Из тысяча девятьсот девяносто шестого. Можно подумать, что вы не знаете, — буркнула она раздраженно, выдергивая свой палец из его руки и отступив назад, к своему месту у костра.
От удивления у него отвисла челюсть. — Сила звезд! Так ведь это почти через два столетия настанет!
— Для примитива вы довольно бойко считаете, Сильвер Торн, или как вас там на самом деле зовут, — съязвила она, — но этот ваш спектакль становится несколько утомительным. Почти то же самое, что пытаться беседовать с доктором Джекилем и мистером Хайдом[8] .
— Я незнаком с этими людьми, — ответил он рассеянно, ибо мозг его был занят более важными вещами. Его глаза светились неподдельным волнением, когда он, наклонившись вперед, спросил: — Расскажите мне, что происходило в эти множества десятилетий, прошедших между моим временем и вашим? Что стало с моим народом?
По не вполне понятным ей самой причинам и, не желая слишком глубоко вдаваться в поиски их объяснения, она почувствовала, что воображаемое путешествие Сильвера Торна по времени увлекает ее. Возможно, все дело в напряженной силе этих приковывающих внимание серебряных глаз, или в ней проснулся учительский дух, но ей захотелось поделиться своими знаниями с таким непривычно любознательным студентом. И какова бы ни была мотивация этого, она поймала себя на том, что начала отвечать на его вопрос.
— Во-первых, вы присоединились к войскам проигравшей стороны. Американцы побили британцев в войне тысяча восемьсот двенадцатого года и никогда в дальнейшем не имели с ними никаких конфликтов. Напротив, вскоре они стали союзниками.
— А что с моими людьми?
— Текумсех погиб в октябре тысяча восемьсот тринадцатого года, в сражении у реки Теме в Огайо, его гибель угасила в сердцах воинов шони желание сражаться дальше. Люди племени шони…
— Стойте! — в ужасе прошептал Серебряный Шип. — Мой брат погибнет? — Он вздохнул, его голос дрогнул. — Значит, осталось четыре месяца до того, как Текумсех уйдет к Духам?
Никки нахмурилась. Серебряный Шип был потрясен и скорбел так очевидно, так… неподдельно!
— Простите. Я не сообщила бы этого так прямо и резко, если бы знала, насколько сильно это вас огорчит.
— А что Тенскватава? Что с другими?
