избавиться от всех этих коктейлей, слащавых лиц, зависти. Просто распрямить крылья и вылететь на свободу высоко-высоко вместе с моим маленьким Маркусом.
Когда Маркус дочитал до этого места, его настолько переполнили чувства, что слезы потекли ручьем по щекам, а буквы поплыли перед глазами. От следующих предложений поплыла вся комната:
Я пишу это письмо сегодня, потому что только что узнала, что премьера моего последнего фильма «Лабиринт любви» состоится в августе в Норвегии. Когда меня пригласили украсить премьеру, я решила согласиться. (Подумай только, Маркус. Я, крошка, — и украсить премьеру!) Во всяком случае, я воспользуюсь возможностью и проведу отпуск у мамы с папой в Хортене. Расслаблюсь, буду самой собой. Если ты окажешься в наших краях, может быть, мы могли бы встретиться и выпить по бокалу шампанского? Я буду думать о тебе.
Твоя Диана
— Мы должны были распечатать его вместе! — сказал Сигмунд, когда они час спустя сидели под брезентом. Он злился, но в то же время был взбудоражен.
— Я не удержался.
— Ладно, хватит об этом, — сказал Сигмунд резко, — надо готовиться.
— К чему это?
— К встрече с Дианой. У нас остался всего один месяц.
— Ой! — сказал Маркус и сглотнул.
— В каком смысле «ой»?
— Я… я не могу встретиться с Дианой Мортенсен.
— Ты должен.
— Зачем это?
— Ты ей нужен.
— Нет, не нужен!
— Нет, нужен. Читается между строк. Она приезжает в Норвегию не из-за фильма, а из-за тебя.
— Ой!
— Можешь перестать говорить «ой»?
— Сколько захочу, столько и буду говорить «ой».
— Что за детский сад, Макакус!
— Не называй меня Макакусом!
— Не ты разве хвастался, что у тебя так много фантазии?
— Я не хвастался. Это ты хвастался.
— Хорошо, тогда кто же ходит с папой по леднику каждое лето?
Они редко ссорились, а когда до этого доходило, Маркус всегда сдавался, на этот раз страх перед встречей с Дианой Мортенсен был сильнее досадного чувства от ссоры с Сигмундом.
— Если я встречусь с Дианой Мортенсен, я упаду в обморок.
— А если не встретишься, случится что-нибудь похуже. Подумай о Мэрилин Монро.
— Зачем мне о ней думать?
— Она покончила с собой.
— Гад вонючий, — сказал Маркус и пошел домой.
Через час он позвонил Сигмунду.
— Встречаемся, — прошептал он.
— Что?
— Встречаемся в «ПД». Через полчаса.
— Как мы будем готовиться?
Он спросил тихо, почти шепотом, но совершенно отчетливо без дрожи в голосе. Он знал, что если не примет приглашение Дианы Мортенсен на бокал шампанского в Хортене, то никогда себе этого не простит.
— Сделай вид, что ты Маркус Симонсен-младший.
С ужасом он уставился на Сигмунда. Его не удивило, что у того готов план, но его потрясло, насколько этот план безнадежен. Диана хотела увидеть не младшего, а старшего. Предстать перед ней в образе жалкого миллионерского сынка было бы бедной, просто ничтожной заменой настоящему миллионеру, который, к сожалению, был не настоящим, а всего лишь бредовой идеей какого-то тринадцатилетнего идиота.
— У Маркуса Симонсена нет сына. Он не женат.
— У него есть сын от предыдущего брака. Маркус Симонсен-младший.
Маркус почувствовал, что вспотел. Становилось трудно уследить за всеми возникающими Маркусами Симонсенами. Был настоящий Маркус Симонсен — он сам. Потом был фальшивый миллионер и альпинист Маркус Симонсен и еще более фальшивый Маркус Симонсен-младший, который был им самим, но одновременно им и не был.
— Почему его зовут «младший»? — спросил он сипло.
— Сыновей миллионеров всегда зовут «младшими».
— Но я же не сын миллионера.
— Нет. Ты должен притвориться.
— Но она не хочет встречаться с младшим. Ей нужен старший.
— Да, но младший — вылитая копия отца. Он встречается с Дианой и возвращает ей веру в жизнь, точно так же как поступил бы старший.
Маркус гулко засмеялся. Легко было Сигмунду сидеть себе спокойненько и использовать супермозг для планов. Ему не надо притворяться никаким «младшим». А почему это, кстати? Он был старше и умел говорить куда лучше Маркуса. Блестящая идея! Он ее предложил. Сигмунд слегка побледнел, но голос звучал презрительно, когда он сказал:
— Струсил?
— Да,— ответил Маркус, что было правдой.
— Ты первым написал письмо. Так что и ответственность вся на тебе.
— Только, чур, не младшим. Ты его придумал. Так что ответственность за младшего на тебе.
Сигмунд оценивающе посмотрел на Маркуса.
— Сыграем в орлянку. Орел — выигрываешь ты, решка — я.
Маркус и слова не успел сказать, как Сигмунд вынул из кармана монету и подкинул ее. Выпал орел.
— Я выиграл, — с облегчением сказал Mapкус, — с Дианой встречаешься ты.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же проиграл.
— То есть ты хочешь сказать, что встретиться с Дианой — это проиграть?
— Нет, но…
— Так-то ты ее ценишь? Она вдруг стала прокаженной, что ли?
— Не то я хотел сказать…
— Если ты думаешь, что она так ужасна, я не понимаю, зачем ты вообще писал ей. Проиграть! Встретиться с человеком, на которого половина Норвегии мечтает взглянуть хотя бы мельком. Я бы рассматривал это как победу!
— Ну вот и встречайся с ней вместо меня.
— Нет, — сказал Сигмунд спокойно. — Я проиграл жеребьевку. Ты выиграл. Везунчик!
Маркус знал, что спорить бесполезно. Не важно, что бы он ни сказал, Сигмунд все равно бы вывернул все его слова наизнанку, на свой лад, а Сигмунд хотел, чтобы с Дианой встретился Маркус. Он сдался.
— А где ты будешь, когда я с ней встречусь? — спросил он слабым голосом.
— Я буду поблизости. Расслабься.