Бессмертные

Она чувствовала, что он хочет поскорей закончить этот разговор, но продолжала держать его на крючке.

— В чем?

— Ну, она… э… тоньше, чем ты.

— Меня интересует, чем мы отличаемся в постели.

Джек молчал, явно не желая отвечать. По его лицу она поняла, что отвечать он не собирается. Он и так сказал больше, чем хотел. В любую минуту он мог рассердиться на нее за то, что она вынудила его отвечать на эти вопросы. Поэтому она поцеловала его в щеку, обвила руками и крепко прижала к себе. Через некоторое время Джек вздохнул свободнее.

В детстве она почти не знала ласки и поэтому, став взрослой женщиной, очень любила целоваться и обниматься. Они сели за стол друг напротив друга. Она потерлась ногой о его ногу, наслаждаясь ощущением близости их тел, затем поднесла ко рту кусок холодного цыпленка и впилась в него зубами, как будто не ела несколько дней. Джек разломал на небольшие кусочки булочку, затем положил на тарелку ломтик ветчины и, аккуратно убрав с краев жир, разрезал его на такие же точно кусочки, что и булочку. Она вытерла с губ майонез.

— Ты так мало ешь, — заметила она. — Поэтому ты такой тощий.

— Я не хочу есть. Когда я голоден, я ем, уж не сомневайся.

— Думаю, что это не так. Видишь ли, я росла без родителей? Я всегда ем, когда дают, потому что не знаю, когда появится возможность поесть в следующий раз. — Она сделала себе бутерброд и с наслаждением откусила его. — Все в “Фоксе” за голову хватаются, когда видят, как я ем, — сказала она, жуя бутерброд. — Они боятся, что я поправлюсь и не влезу в костюмы! Знаешь, как я собираюсь жить, когда состарюсь?

Он покачал головой.

— Я перестану следить за своей фигурой. Буду есть, что хочу, и стану толстой, как свинья. Я стану толстой, жирной и рыхлой, и мне нисколечко не будет стыдно. Я все уже продумала; впереди у меня счастливая старость. А ты что собираешься делать?

— Если честно, я об этом как-то не думал.

— А я думаю все время. — Расправившись с бутербродом, она взяла из его тарелки маринованный огурец. Ей нравилось есть из чужих тарелок: так было вкуснее.

— Я хочу жить в большом доме, — продолжала она. — Где-нибудь на побережье — в Малибу или в Санта-Барбаре. И чтобы у меня было много собак. И кухарка, которая умела бы готовить мексиканские блюда из черепах, обезьян, цыпленка в шоколадном соусе и прочие деликатесы… Я буду греться на солнышке и читать книги, те, которые я не успела прочитать раньше, а может, займусь живописью или еще чем-нибудь в этом роде…

Он рассмеялся.

— Просто не могу себе этого представить.

— А я могу. — Она протянула бокал, и он налил ей шампанского. — Старость, — произнесла она. Сделав маленький глоток, она поморщилась: пузырьки от шампанского ударили ей в нос. Она подалась вперед, подперев кулачком подбородок и с обожанием глядя ему прямо в глаза. Казалось, она воображала, что они — обычная семейная пара, сидят за столом у себя дома, завтракают, а может быть, ужинают, и он рассказывает ей о своих делах на работе. — Поговори со мной еще о чем-нибудь. Расскажи, чем занимаешься. О чем хочешь, только не о кино. — Она передернула плечами. — И не о спорте.

— Последнее время мне часто приходится спорить с Бобби, — сказал он. — И с отцом тоже. — Он помрачнел. — О сенаторе Маккарти. — Он особо выделил слово “сенатор”, подчеркнув свое уважение безупречным произношением истинного бостонца и выпускника Гарвардского университета.

— Джо Маккарти? Терпеть его не могу.

Казалось, он был немного расстроен. Ему явно не хотелось говорить с ней о политике. Пальцами ноги она больно ущипнула его ногу (она всегда гордилась, что у нее такие сильные пальцы ног), и он поморщился.

— Не заговаривай мне зубы, Джек, — предупредила она. — Я тебе не Джеки. И не какая-нибудь шлюха.

У него хватило такта изобразить смущение.

— Я никогда не говорил, что ты шлюха.

— Конечно, нет, но ты так думал.

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал он, поднимая вверх руку, показывая, что сдается. — Почему тебе не нравится сенатор Маккарти?

— А тебе он разве нравится?

Он задумался, и его молодое красивое лицо сразу помрачнело.

— Если честно, то не очень. Я знаю, что он много пьет, и подозреваю, что он мошенник. Да к тому же, наверное, и гомосексуалист. Но ты не ответила на мой вопрос.

— Он приносит людям вред. Я знаю многих в Голливуде, которым Маккарти сломал жизнь; он или его последователи… И многие из них — хорошие люди.

— Возможно, некоторые из них — коммунисты.

— Ну и что же, что коммунисты. Люди, которых лишили работы, не подкладывали бомбы и прочее. Они снимались в фильмах, писали сценарии, сочиняли музыку, а теперь они превратились в ничто. У них нет ни работы, ни денег, ни надежды.

Она видела, что он недоволен, — наверняка не предполагал, что все так обернется и весь вечер полетит к чертям, — но теперь ей было наплевать. В Голливуде антикоммунистическую “охоту на ведьм” возглавляли Даррил Занук, Гарри Коун, Джек Уорнер — в общем, хозяева компаний; часто они просто сводили старые счеты. Она считала, что антикоммунистическая истерия — это очередной способ запугивания рабочих и прочих маленьких людей, к которым она причисляла и себя.

— Ты не права, — сказал он. — Коммунизм опасен. Я не в восторге от сенатора Маккарти как личности, но убежден, что свобода нации в опасности. — Казалось, он был смущен собственной тирадой. Ей пришло на ум, что, возможно, он повторяет слова своего отца. — Мой отец и Бобби считают, что он борется за правое дело. Так же думают и многие избиратели в штате Массачусетс. Бобби готов следовать за Маккарти даже в ад. Возможно, скоро ему представится такой случай, потому что (но пусть это останется между нами) Маккарти — конченый человек. И, откровенно говоря, я больше всего обеспокоен тем, как вытащить Бобби с корабля Маккарти, пока корабль еще не затонул.

— А Бобби не хочет покидать корабль?

— Вот именно. Хочет пойти ко дну вместе с капитаном. Но это никому не нужно. Уж я-то знаю. Когда наш катер РТ—109 начал тонуть, я вместе со всеми оказался в воде и, как и все, старался спасти свою жизнь. Конечно, Бобби не пришлось воевать, поэтому у него более возвышенное представление о героизме, чем у меня.

Она удивилась.

— Но ведь ты был настоящим героем, — возразила она. — Я читала об этом в “Рндерз дайджест”.

Он пожал плечами.

— Нас протаранил японский эсминец. Это было похоже на столкновение спортивного автомобиля с грузовиком. Когда генералу Макартуру стало об этом известно, он приказал отдать меня под трибунал. Но вмешался отец, и вместо трибунала меня наградили медалью.

— Но ведь ты спас команду катера.

— Да. Но я не уверен, что они этого заслуживали. Эсминцу не удалось бы протаранить нас, если бы команда была начеку. Что ж, — философски заключил он, — такова жизнь, не так ли? Можно совершить глупость и стать героем, а можно действовать умно и все равно погибнуть.

— Ты ведь не возводишь Бобби затонуть вместе с Маккарти? Он же твой брат.

Джек удивленно посмотрел на нее. Он был искренне предан своей семье. Семейные узы — это, пожалуй, единственное, к чему он относился серьезно. Но он не любил сентиментальности.

— Я постараюсь убедить Бобби бросить Маккарти. Думаю найти ему работу в подкомиссии Макклеллана.