пока ребенок этого уровня не достигнет, он его снять не сможет. Чем раньше ребенок снимет этот перстень, тем больший вес он будет иметь среди своих сверстников. Сам не осознавая того, желанием быстрее снять перстень ребенок помогает учебному процессу. Эти ученические перстни придумал Великий Ремесленник, возможно, самый лучший за последние несколько столетий. К сожалению, он был убит на одной из войн. Было это... дай бог памяти... около четырех сотен лет назад. До того, как этот Ремесленник создал перстни, дети ходили в специальные школы, в которых проводили долгое время в упражнениях на развитие внутреннего контроля и умение обращаться с энергией, причем занимало это лет восемь. А теперь требуется всего лишь четыре года, чтобы научиться тому же самому, и все благодаря этому Великому Ремесленнику. Жаль, что он умер приблизительно в возрасте Кея...
— Да, веселый был парень, — согласился Кельнмиир. — Любил хорошие шутки и при этом был весьма умен.
Возникла короткая пауза.
— И этот перстень, надетый на тебя, так же сыграл роль катализатора, — наконец продолжил Ромиус.
— То есть я закончил вашу начальную школу? — удивился я.
— А толку? — усмехнулся Ромиус. — Ученические перстни лишь развивают способности, а не учат ими пользоваться...
— А зеленый перстень, а глаз на стене?! — перебил я.
— Какой глаз? — отвлеченно спросил Кельнмиир, явно размышляя о своем. — Ученические перстни всегда красные, потому что используют силы сферы огня. Они не могут быть зелеными… то есть могут, конечно, но зачем?
Я растерялся.
— Я же рассказывал уже...
— Э-э-э, Виктор, да ты уже заговариваешься. Когда ты такое говорил? — повертел пальцем у виска Кей.
Такого я от них не ожидал. Никто почему-то не слушает меня, когда я говорю о зеленом глазе на стене. Даже внимания на него никто, кроме Ланы и Чижа, не обратил. Да и они потом, как мне кажется, забыли об этом.
Поэтому я обиженно засопел, но больше спорить не стал.
Кельнмиир и вовсе меня не слушал, а продолжал рассуждать:
— Дальнейшие события объясняются довольно легко. Способности Вельхеора передавались достаточно быстро, но все же были растянуты во времени. А проявлялись они лишь при соответствующих раздражителях. Реагировать на рефлексы тело Виктора еще не могло, потому что для этого нужно полное слияние души и тела, то есть чтобы энергетические выбросы происходили вследствие физических раздражителей. Например, замахнись ты на меня сейчас, — и еще до того, как ты поймешь, в чем дело, уже будешь лежать на полу. Мое тело и душа будут работать вместе и реагировать на все уже закрепленными рефлексами. Собственно, как ты помнишь, Искусство и является умением владеть телом и рефлексами. Это программирование рефлексов и тела, чтобы использование энергии проходило без участия медлительного мозга. А поскольку твое тело и душа Вельхеора еще не были настолько связаны, твое тело реагировало лишь на чувственные раздражители, свойственные Вельхеору. Злость, раздражение и любопытство — вот три чувства, которые движут Вельхеором. И именно на эти чувства, испытываемые тобой, уголки души, уже принадлежащие Вельхеору, и реагировали. Если это была злость, то у тебя увеличивалась сила и ловкость; если досада, то ты неожиданно начинал читать чужие мысли и даже влиять на них; если любопытство, то ты мог замедлять время. Хотя, конечно, все это очень расплывчато, ведь обычно человек испытывает несколько чувств одновременно. Этакий коктейль из чувств, на который частицы души Вельхеора реагировали по-разному, в зависимости от ситуации. А уж умереть телу Виктора Вельхеор дать никак не мог и поэтому восстанавливал его снова и снова.
— Да он же просто гений, — громче, чем следовало бы, сказал Кей.
— Злой гений! — поправил Кельнмиир, и опять в его глазах промелькнула лютая злость, но тут же скрылась за насмешкой. — Тем более что он упустил слишком многое, видимо, торопился. Интересно почему... — Он замолчал, уйдя в размышления.
Я же, старательно борясь с желанием спать, пытался понять, каким образом этот Вельхеор разделил свою душу на маленькие кусочки и почему я не ощущал в себе ничего подозрительного? Стоп. Почему это не ощущал? Ощущал, да еще как! Перед использованием способностей Вельхеора я всегда испытывал жуткую злость, даже мысли в голове были какие-то странные и явно не похожие на мои. Тогда в парке, убив трех человек, я наслаждался кровью и называл их «жалкими людишками». Да и на само убийство трех человек я среагировал не так, как должен был. Мне было совершенно все равно. Я только один раз со смешком подумал, что теперь я убийца, и все! Даже раскаяния не испытывал. А ведь у этих троих были родители, а возможно, и семьи. Какой ужас...
— Идем дальше, — ворвался в мой мозг голос Ромиуса. — Опираясь на предыдущие размышления, когда Виктор первый раз потерял контроль над телом, Вельхеор перешел к завершающей стадии. Он пытался перехватить контроль над телом, причем от этих попыток оно почему-то умирало. Лишь душа Виктора продолжала жить и следить за всем происходящим вокруг. По каким-то причинам Вельхеор не смог завладеть телом Виктора сразу. Получилось у него это лишь с третьей попытки. Виктора в этот момент каким-то образом перебросило сюда. Теперь вернемся к основному вопросу: как вернуть Виктора в его тело?
И в мой родной мир!
— Все просто, Виктору нужно всего лишь пройти по пути Вельхеора и выкинуть его из своего тела, а здесь этого поганца уже будем ждать мы, — подсказал решение Кей.
— Ага, — серьезно кивнул Ромиус. — Виктору нужно всего лишь стать вампиром, затем пройти обучение в Школе Искусства, стать Мастером и провести пару сотен лет за исследованиями. Не забывай, чтобы стать вампиром, ему потребуется еще около двух сотен лет.
— Двух сотен? — удивился я. — А мне казалось, что одного укуса достаточно, чтобы стать вампиром.
— Одного укуса?! — Кельнмиир расхохотался. — Может, еще и одного прикосновения? Укус, конечно, нужен, но это лишь первый шаг на пути к вампиризму.
— То есть? — не понял я.
— Укус вампира действует на душу, как укус не очень ядовитого паука на тело. Если тело здорово, то с легкостью перенесет это и не заметит, если больное или ослабленное, то тут уж как получится. В любом случае на это нужно время. Так же и укус вампира. Если человек чист душой, то душа не пострадает, а вот если в душе человека достаточно черноты, тут уж берегись. Душа начнет медленно чернеть, и если человек ничего не сделает, то станет очередным монстром.
Молчавший до этого Кей передернулся после слова «монстр» и спросил:
— Монстром? И вы так легко говорите о себе подобных?
— А что остается делать? — вздохнул Кельнмиир. — Это правда. Почему вампир не выносит дневного света? Потому что этот свет чист по своей природе и темная душа вампира этого не выдерживает. Наш клан не столь кровожаден, как Хеор или Сеон, наши души не полностью поражены грязью, но этого достаточно. Единственное, чего я не знаю, это о душах клана Ноос. Они закрыты непроходимыми барьерами, и непонятно, то ли они настолько мало поражены вампиризмом, что могут переносить солнце, то ли их души настолько черны, что даже солнце не может принести им очевидный вред. Поэтому я и вступил в бой с одним из них в надежде, что рано или поздно во время драки он откроется. Но он так и не открылся. Поэтому и проиграл. Он до последнего момента держал барьер, тратя на него половину всей своей энергии. Мне ничего не оставалось, кроме как убить его, ведь из боя может вернуться только один.
Ничего себе он лекцию закатил. Вот только почему у меня сложилось ощущение, будто вампир выдал уже давно заученную тираду. А учат, как правило, официальную версию событий, которая далека от реальности.
— Получается, что вернуться домой я не смогу? — обреченно спросил я.
Кельнмиир промолчал, а Ромиус нехотя произнес:
— Может быть, способ и есть, но я его пока что не вижу. Будем думать. Для этого я и созвал
