четырех или пяти, стоявших в ряд у взлетно-посадочной полосы. Все вместе они составляли тракторный поезд. Ваниган — это узкий фургон на полозьях, который можно тащить трактором по снегу или по земле.
Нам достался камбуз. Один его конец был почти целиком занят кухонной плитой с форсированной тягой, другой — импровизированной постелью в виде койки, приткнутой к поставленному у стенки рундуку. Между койкой и плитой помещалось некое подобие стола. Пригибаясь под нависавшей над головой полкой, можно было по узенькому проходу пройти мимо кровати. Нечего сказать, тесноватое помещение для двух супругов и кучи пожитков!
Вокруг ванигана весь «день» — а день был сплошь темный, если не считать нескольких часов сумерек, — шла кипучая деятельность. Эскимосы из поселка Барроу, в четырех милях отсюда, работавшие на аэродроме, ревущие вездеходы, а в иные дни и приземляющийся самолет — все ужасало волков. Они были лишены малейшей возможности достойного уединения.
— Я впущу их в дом, Лоис, — сказал Крис и по одному подтащил их к раскрытой двери. Они пулей пронеслись под кровать, моментально решив устроить там логово. Спокойно уговаривая их, Крис рискнул сунуть под кровать руку и снять с них цепи. Теперь вместе с нами в ванигане находились два враждебно настроенных, совершенно свободных волка.
Они тихо лежали под кроватью, но только всякий раз, как мы протискивались бочком мимо, Курок цапал нас за щиколотки. Логово стало его собственностью, и он не терпел никаких посягательств. Чтобы обеспечить волкам и нашим щиколоткам полный покой, Крис завесил край кровати брезентом.
На следующую ночь нас разбудили холодные носы, тыкавшиеся в наши лица, слышался запах волчьей шерсти, похожий на запах свежескошенного сена. Возле нашей постели бродили темные тени.
— Это ты, Леди? — дрожащими голосами заворковали мы. — Это ты, Курок?
Крис зажег свет. Волки, окончательно оправившись от ужасов транспортировки, были готовы разнести ваниган на куски, Они носились по нему взад и вперед. Курок встал на задние лапы, стащил с верхних полок одежду и опрокинул Крисову кинокамеру, потом, упершись лапами в стол, вздыбился под самый потолок и многозначительно обозрел кулинарное отделение ванигана. У кровати, коварно кося на нас глазом, но не поворачивая головы, он куснул наш новый, в сто тридцать долларов, спальный мешок и стал жадно ворошить носом его мягкоту.
Сперва одна его лапа, а там и все четыре удобно устроились на мешке.
Здоровенный волк лежал на постели и блаженно озирался вокруг. Любитель пороскошествовать, Курок нашел для себя новую усладу.
Поначалу нам было занятно. Крис поднялся накормить волков. Впервые за последние несколько дней они не отказались от еды. Курок с окровавленной костью в зубах вскочил на кровать. Когда он почувствовал, как я шевелюсь в спальном мешке, его глаза вспыхнули черным огнем, загривок ощетинился. С рычаньем он сунулся к моему лицу.
Думать было некогда. Я вдруг заговорила «по-волчьи». Звонким, сетующим, как у Леди, голосом, подделанным под голос жеманной женщины, я сказала:
— Не сме-е ей, Курок!
Ясный, умный взгляд волка скользнул по моему лицу. Крис поддержал игру и принялся уговаривать его. Курок понял и соскочил с постели. Как ни роскошна была кровать, она предназначалась только для нас.
За одно я могла быть совершенно спокойна: волки по натуре чистоплотны в собственном доме. Каждый из наших волков лишь однажды дал осечку в этом отношении.
У Леди это было так. После первой ночи, проведенной в ванигане, она выбежала на двор, в ужасе огляделась вокруг, увидела что-то движущееся, бросилась обратно под кровать и обмочилась.
С Курком дело обстояло иначе. Однажды утром — мы еще не встали — он тронул мордой наши головы, положил подбородок на спальный мешок и, посмотрев на Криса светлым, доверчивым взглядом, лаконично заявил:
— Оу— воу.
Для Криса это был пустой звук. Что сие означает, он узнал лишь немного погодя, а пока что вежливо поздоровался, встал и пошел к плите одеваться.
После неудачной попытки установить взаимопонимание Курок пробрался в самую труднодоступную для него часть комнаты, за кровать, и там помочился, Крис схватил веник. Глаза Курка полыхнули черным огнем, он вырвал веник из рук Криса и швырнул его на пол, но от кровати все-таки отошел.
Одеваясь у плиты, мы услышали какой-то тихий, совершенно новый для нас звук. Курок стоял в проходе задом к нам и тихонько, горестно скулил про себя. Впервые в жизни его наказали, причем совершенно несправедливо.
Мы и не представляли себе, как глубоко волки переживают несправедливость. Но у них нет привычки вопить навесь свет об обиде. Когда на ездовом псе Кипи «отвел душу» хозяин, а Кипи «отвел душу» на Курке, Курок во тьме прибежал ко мне, сел у освещенной двери, поднял голову и «все рассказал» о том, как незаслуженно его обидели.
В истории с Курком нас поразили две вещи. Во-первых, то, что волк и не подумал обратиться к двери, а прошел прямо к нам, когда ему понадобилось выйти на двор. Во— вторых, то — и это еще более замечательно, — что он издал короткий, эмоционально не окрашенный звук, явно желая что-то сказать нам. И он не стал повторяться, хотя было ясно, что мы не поняли его.
У волков есть четыре основных типа голосового общения. Прежде всего их знаменитый вой, у которого есть множество разновидностей. Затем целый ряд негромких, выразительных «междусобойных» звуков протестующего или ободряющего характера. Затем звуки того рода, какие только что издал Курок, — короткие, эмоционально не окрашенные сообщения, которые мы называли просто «разговор». И наконец, долгое, пылкое, страстное «рассказывание».
Последние два типа общения почти не известны человеку. За всю свою жизнь у нас Курок «разговаривал» не более шести раз. При этом было совершенно очевидно, что он хочет что-то сказать нам, и, если ситуация не раскрывала смысла сообщения, оно навсегда оставалось для нас тайной. Что касается Леди, то она никогда не «разговаривала».
«Рассказывающий» волк производит глубочайшее впечатление благодаря своей взволнованности. Его глаза светятся от полноты чувства. Он глядит вам прямо в глаза и долго, самозабвенно-косноязычно бормочет и повизгивает почти на одной ноте. Это не сравнимо ни с чем на свете. Впоследствии Курок часто «рассказывал». Леди «рассказывала» лишь дважды, причем оба раза в состоянии крайнего возбуждения.
Чего Крис никогда больше не пытался делать, — это наказывать волков.
Их просто невозможно наказывать. Они усматривают в вашей агрессивности лишь желание подраться. И как печально заметил Крис, «с волком можно отлично ладить до тех пор, пока ведешь себя правильно в его глазах. Но беда в том, что никогда не знаешь наперед, что он соизволит счесть правильным, а что нет!».
Однажды утром совершенно неожиданно для нас в ванигане разыгралась забавнейшая сценка. Проснувшись, Крис, как обычно, стал роскошно зевать.
Производимые при этом звуки оказались весьма конгениальны волчьей душе.
Волки, в свою очередь позевывая и потягиваясь, показались из-под кровати, причем Леди лишь частично высунулась в опасное освещенное пространство между изголовьем кровати и дверью. Человек и звери обменялись негромкими интимными звуками, создававшими соответственное настроение, и вдруг волки завыли во весь голос, второй раз в своей жизни.
Изумленные и обрадованные, мы переглянулись и составили им квартет. Я свешивалась с изголовья постели, глядя в красную разверстую пасть Леди; глаза у нее были светлые и слепые, хотя зрачки сужались и расширялись.
Запустив руку в ее пушистую шерсть, я с трепетным наслаждением ощущала глубокую вибрацию ее груди.
Курок голосил прямо в лицо Крису, потом подступил ближе ко мне, заглянул в мой раскрытый рот, коснулся шубой Леди и приблизил свою голову к ее голове, предпочитая, однако, подтягивать Крису на близких нотах. Курок обладал прирожденным даром к «парикмахерской» гармонии
