— После своей первой добычи волк набирается важности.
Если он попадет в положение, которое ему не понравится, он знает, что он не беспомощен.
Два дня Курок и Леди жили как боги, объедая тушу по своему усмотрению.
Они гоняли по снежным полям, лежащим выше. Мы смеялись от радости и завидовали, глядя, как они играют на снегу. Они стремительно скатывались по крутым берегам, нападали друг на друга. Леди кувыркалась через голову, проезжала футов с десять на боку и кусала Курка за ногу. Их глаза сияли. Тяжело дыша, они хватали зубами снег и смотрели на проходящих оленей. Они забирались высоко в горы и неслись оттуда вниз по террасам и отмелям, чтобы снова лечь и приняться за еду.
— Именно так в представлении Леди должна выглядеть их жизнь, — сказал Крис. — Она всегда полагала, что, будь она свободна, она могла бы неплохо устроиться. Я рад, что на этот раз вся добыча досталась им. (Он имел в виду наше предположение о том, что, возможно, им перепадала лишь часть добычи диких волков.)
На первых порах Курок страшно возмущался одним обстоятельством. Дело в том, что всякое убитое животное становится своего рода «общественным достоянием» и волки поневоле оказывают услугу всему сообществу животных, убивая свою жертву. Для Курка это было в новинку: он не привык делиться едой с воронами и орланами. И вот нам довелось увидеть, как он тащит домой оленью ногу с лопаткой. Это было замечательное зрелище.
Перехватив ногу посередке зубами, волк рысил вдоль заснеженной реки. За ним резво скакала Леди. Каждые пять минут волк опускал ногу на землю и переводил дух. В конце концов он бросил ее. На следующее утро ногу нашел песец и утащил в ивняк — единственное место, где ее можно было спрятать.
Однажды нам случилось наблюдать, как Леди, куда-то спеша по своим делам, подбежала к ноге и несколько раз из чистого озорства подбросила ее в воздух.
Царственные вороны не любили, когда волки мешали им. Они любили пировать с комфортом и иной раз даже пикировали на волков. Но то была лишь начальная, преходящая стадия их взаимоотношений. Однажды утром, готовя завтрак, я вдруг услышала смех Криса, сидевшего на наблюдательном ящике. Я выбежала из барака и с минуту стояла на месте, не веря собственным глазам, а потом тоже рассмеялась. Передо мной была чисто гриммовская сказочная ситуация.
Курок стоял внизу на реке, задом к берегу, и, помахивая хвостом, смотрел на ворона, который прыгал вокруг него. Под конец ворон стал проскакивать под самым его носом.
Четыре других ворона сели поблизости от волка и присоединились к первому.
Молодой волк посвящался в орден пустынножителей тундры. Он то стоял неподвижно, то вертелся и осторожно прохаживался среди птиц, помахивая хвостом. Потом подбежала Леди, она не стала так церемониться с воронами, и они взлетели.
Только теперь до нас дошел смысл эпизода, в свое время сильно озадачившего нас. В горах Олимпик, в штате Вашингтон, нам случилось наблюдать койота, бредущего в самой гуще сидящей на земле вороньей стаи.
Птицы без опаски прыгали вокруг него и не думали улетать. В то время мы не могли дать этому никакого объяснения, кроме самого тривиального, а именно, что койот вероломно замышлял убийство. Теперь же гриммовски сказочные факты из жизни диких животных дали нам ключ к удивительному, но правильному объяснению этого эпизода.
Впоследствии нам не раз приходилось наблюдать братанье волков и воронов. Почему ворон, который, по свидетельству доктора Конрада Лоренца, среди всех птиц обладает самым развитым интеллектом, предпочитает устанавливать дружеские отношения с волком? Конечно, потому, что волк помогает ему. Один хищник, другой мусорщик. Волки убивают животных, вороны питаются падалью. И вполне естественно предположить, что вороны в свою очередь помогают волкам. Кружась над мертвым оленем, вороны указывают его местонахождение.
Однако нам казалось, что воронам и волкам просто нравится общество друг друга, доставляет удовольствие быть вместе. Возможно, это для них развлечение. «Наверное, им тоскливо одним», — сказал Крис. На просторах тундры часто чувствуешь себя так одиноко. В этой связи вспоминается невероятный случай, приводимый Олаус Мюри. В конуре, где жила ее сибирская овчарка со щенками, любил ютиться ворон. Лишь по чистой случайности он был задавлен.
Будущее заявляло о себе, и первым намеком на то новое, что ждало нас впереди, была сцена, происшедшая возле останков оленя. Крис пошел к скелету заснять двух робких орланов, которые сидели на нем. При его приближении птицы улетели. Не успел он пойти обратно, как Леди подобрала кость, принесла и положила ее у его ног. Она стояла над костью, помахивая хвостом, но, когда Крис нагнулся за костью, Леди зарычала, и он осторожно выпрямился. Волчица продолжала стоять на месте, глядя на него снизу вверх. Он еще раз нагнулся и взял кость. Рычания не последовало.
— Ты принесла мне кость, Леди? — неуверенно спросил он.
Так он сформулировал одну из самых благоговейных тем нашей жизни среди дикой природы — тему щедрости у диких зверей. Правда, мы еще не до конца понимали, с чем имеем дело, хотя было ясно, что Леди поступила в том же духе, как поступил однажды Курок.
Дело обстояло следующим образом. Он нашел в ивняке замерзшую куропатку, лег и принялся грызть ее. Леди лежала рядом и наблюдала за ним; время от времени она быстро сглатывала слюну либо, не в силах справиться с собой, тянулась лапой к птице.
— Как будто она не знает, где грань дозволенного, и обязательно должна удостовериться в этом! — сказал Крис. — Тронуть куропатку все равно что тронуть провод под током!
Действительно, Курок каждый раз делал угрожающий выпад, рычал и снова принимался за еду.
Но через некоторое время, съев более половины куропатки, Курок поднялся, взял ее в зубы и положил в футе от носа Леди. Затем стал над нею в выжидающей позе. Когда Леди деликатно взяла куропатку, он сделал движение, будто хочет отнять ее, но этим и ограничился.
— Она знала, что он поделится с нею, — сказал Крис. — Она терпеливо ждала и взяла птицу осторожно, без хапанья, когда он сам отдал ее.
Весна была в разгаре. Фонарь был спрятан на лето. Вещи, оставленные у окна, уже не примерзали к нему. Ужасающий ураган, после которого выпал град, заставил оленей спуститься с гор. Впрочем, и без того пора было. Горные хребты и высокие косогоры быстрее оттаивают и обдуваются ветром, чем низины.
Но теперь снег таял и в долинах. Болота по берегам Киллика побурели, и олени прибывали обратно с запада и северо-запада, чтобы покормиться здесь несколько дней.
Теперь оленям жилось легче. На спине у них уже откладывался жирок, а мышцы не имели больше худосочно— синюшного оттенка, мы заметили это по добытому волками оленю. В них даже появилась некоторая резвость. Бесшабашные молодые самочки очертя голову сбегали вниз по берегу к своему стаду, распугивая его.
Они вставали на задние ноги и игриво махали передними друг перед другом. Это была третья кульминация весны.
Уже с неделю куропатки перестали держаться стаями. Их мелодичные брачные голоса, которые можно слышать лишь раз в году, оглашали воздух.
Вечером 1 мая мы увидели самца, который важно прохаживался перед самкой.
Чудесное ясное утро на следующий день. Волки, часто— часто дыша, лежали на солнце — вездесущем полярном солнце, — и их мех был теплый на ощупь. В бараке было тихо, лишь тикали дорожные часы. Много суток подряд мы не знали тишины ни днем, ни ночью: гудело пламя в печке, барабанил флексоглас, вокруг барака неумолчно свистел ветер. Теперь наши изумленные уши блаженствовали.
Шума не было и в помине.
Перед тем как встать, мы услышали веселую, взволнованную болтовню куропаток. А когда Крис уселся на наблюдательный ящик и стал обозревать окрестности — я тем временем готовила завтрак, — до меня донеслось его сдавленное хихиканье.
— У нас тут петушок с двумя курочками, — сказал он. — Одна пробежала перед ним, хотела заманить его. Но тут при бежала другая и покачала бедрами. За нею он и умотал.
После завтрака Крис надел свою подбитую пухом куртку с капюшоном и вышел из барака,
