— То есть вам нужна работа?
В конце каждой фразы ощущалось какое-то многоточие. Они звучали так, что собеседник невольно начинал искать скрытый смысл, чувствовал угрозу.
— Разумеется, мне нужна работа. Я ушла в декрет, через месяц планирую выйти. С прежним директором мы договаривались, что я со следующего года возьму первый класс.
— Нам не требуются учителя начальных классов. Вы уходили с должности секретаря…
— Да, но я закончила педагогический институт, у меня есть опыт, я работала вожатой…
— Я вижу ваши документы.
Опять пауза.
Надежда Александровна резким жестом отодвинула бумаги, будто сразу и окончательно потеряла к ним всякий интерес. Она взглянула на Свету так, что та почувствовала себя раздетой и беззащитной, потом лениво прикрыла глаза и тихо произнесла:
— Может быть, я смогу предложить вам место в библиотеке.
— Я подумаю.
— Подумайте, но имейте в виду, что я очень требовательно отношусь к сотрудникам. Рабочий день — восемь часов, служебные обязанности определены и должны неукоснительно выполняться. Мы провели полную инвентаризацию, и теперь каждая книга на строгом учете.
— Хорошо.
— Еще одно… Я так понимаю, что у вас маленький ребенок. Надеюсь, вы не рассчитываете, что это дает вам какие-то дополнительные льготы?
— Нет.
— Очень хорошо. Через неделю сообщите секретарю о своем решении. Всего доброго.
— До свидания.
Света вышла из кабинета и уже собиралась громко облегченно вздохнуть, как наткнулась на колючий и язвительный взгляд новой секретарши, которая выглядела как пародия на начальницу. Такая же бесполая, непричесанная, неженственная…
— Оль, привет… — Света едва слышно шептала в трубку, боясь потревожить только что заснувшего сына. — Да, это я, Светлана. Прости, что давно не звонила — с ребенком кручусь с утра до ночи. Да, в садик отдала, а что толку? Пока приходится в двенадцать забирать — он никак не привыкнет там есть и спать… Да, я вроде собираюсь на работу. Потому и звоню. Слушай, что это за мегеру к нам назначили? Я сегодня с ней побеседовала, до сих пор в себя прихожу… Да-да, что-то из фильмов про гестапо. Интересно, она иголки под ногти загонять умеет?
Слушая ответ приятельницы, Света становилась все серьезнее. Похоже, для их школы настали тяжелые времена. Весь коллектив находился под впечатлением от последних событий.
…Надежда Александровна, которая жила недалеко от школы, как-то вечером вышла покурить на свой балкон. К слову сказать, в нарушение всех педагогических традиций, эта дама много курила, причем очень крепкие и дорогие сигареты. Так вот, в то время, когда она любовалась на звезды, или обдумывала план педсовета, или готовила новый приказ — кто знает, что было у нее в голове? — на улице раздались голоса возбужденных подростков. Двое ребят и девушка проходили как раз под балконом и громко болтали. В том числе о школьных делах. В том числе о новом директоре. И один из подростков произнес фразу, которая на следующий день прозвучала в учительской, но уже из уст самой директрисы.
«Да, жалко, что Дафна ушла. Новая-то — сука редкая…»
Когда эта фраза была произнесена в тишине учительской, взрослые немолодые тетки съежились, как нашкодившие котята. Но они не знали, что ждет их дальше.
— Я хочу знать фамилию и класс ученика, который это сказал. А также тех, кто с ним шел. И откуда они шли. Я хочу иметь полную информацию в течение недели.
Света слушала эту историю и не верила своим ушам.
— И что — стали искать ребят?
— Конечно, стали. Ты же знаешь, Зося хочет работать, а ей в следующем году на пенсию, Танечка изо всех сил карьеру делает — кстати, она уже завуч. Петровна просто всегда рада начальству услужить…
— И ребята сдали своих? Представить себе не могу…
— И тем не менее. Нашлись желающие. Выпускной класс, впереди экзамены, характеристики надо получить.
— И что дальше?
— Ты говоришь — гестапо… На самом деле шло настоящее расследование. Она вызывала к себе по одному сначала классных руководителей всех старшеклассников, потом всех активистов, потом всех «подозреваемых». До сих пор с ужасом вспоминаю. Оказалось, что у Тани Макеевой из 10 «Б» был день рождения. От нее шли Сережа Мальцев, Володя Коротков и Лена Синицкая. Ту фразу произнес Володя. Надежда Александровна пообещала, что его выгонит, а всех остальных заставит год на брюхе ползать.
— Так и сказала?
— Именно так. Володя сразу сам ушел, Сережа пока болеет, но, я думаю, тоже сменит школу. Родители Лены не вылезают из ее кабинета — девочка ведь на медаль шла. Только Танька демонстрирует пофигизм и независимость, но некоторые учителя устроили ей настоящую травлю. Боюсь, девчонка окажется неаттестована по нескольким предметам.
— Она-то в чем виновата?
— Наверное, не тех людей на день рождения пригласила…
— Кошмар… Теперь уж и не знаю, выходить на работу или сразу уволиться.
— Сразу не увольняйся. Сначала место найди. Я тут тоже дергалась — так нигде нормальной нагрузки нет. Чтобы что-нибудь заработать, надо по четырем школам бегать. А с младшими классами еще труднее. Так что не торопись.
Из прихожей раздались какие-то звуки. Похоже, Аркадий не мог попасть ключом в замочную скважину.
— Оль, извини, давай прощаться — муж пришел.
— Ну, пока…
В тусклом свете, который давала запылившаяся старая люстра, Аркадий выглядел почти стариком. Под глазами черные круги, трехдневная щетина, мутный взгляд… Света с тоской смотрела на супруга, который все-таки сумел открыть дверь и вошел, но в результате совершенно обессилел. Он несколько раз попытался сунуть ключ в скважину, плюнул на эти попытки, припер дверь своим телом и решил расшнуровать ботинки, но потерял равновесие и едва не упал.
Около полуночи в доме все стихло. Пьяный супруг сначала долго обнимался с унитазом, потом потребовал обед, заснул над тарелкой и в практически бесчувственном виде был уложен на узком кухонном диванчике. Завершив возню с Аркадием, Светлана, глотая слезы, пошла стирать — весь день руки не доходили до тазов, а оставлять было уже нельзя, белье и так мокло вторые сутки. Наконец можно было лечь спать. Но даже на это у Светы не осталось сил. Она сидела в кресле рядом с детской кроваткой, а по щекам у нее катились слезы. Все ее надежды посоветоваться с мужем, вместе решить, как лучше поступить, в очередной раз разбились вдребезги. Тоска комом стояла в горле, хотелось пореветь в голос, кому-то пожаловаться, да некому. Маму она жалела — ей и так хватало проблем, так что Свете опять предстояло самой обо всем думать…
«Я боюсь эту бабу… Мне просто страшно идти работать в школу под ее начало. Павлик маленький, все время болеет. Эта сука меня сожрет после первого же бюллетеня… Аркадий не помощник, он скоро будет пропивать больше, чем зарабатывает… Где искать работу? Неужели придется на базар идти торговать? Я там свихнусь…»
Светлана уронила голову на руки и разрыдалась. Павлик заворочался во сне. Она вздохнула, погладила лоб мирно сопящего сына, поправила на нем одеяло и скинула старый байковый халат. Стараясь не скрипеть, она легла на диван, который, казалось, был набит битыми кирпичами и комьями земли. Сон все не шел…
