Он осторожно приподнял прядь волос у шеи Лиз и поцеловал ее. К его удивлению, она слегка вздрогнула.
– Что ты?
– Извини, я немного не в своей тарелке. Меня достал Конрад. Он что-то задумал, а я не пойму что. Он оттирает меня на каждом повороте. Я бьюсь за уровень передач, а он считает меня занозой в заднице. Бритт была права, я нужна ему только для витрины. А теперь, когда он увидел, что я стою у него на пути, он может захотеть избавиться от меня.
– Ну перестань, твой уход был бы для «Метро ТВ» большой потерей.
– Может быть. Но для меня он был бы, возможно, к лучшему, – она посмотрела на Дэвида в зеркало, чтобы увидеть, понял ли он ее.
Но выражение его лица было замкнутым и раздраженным.
– Почему, скажи, пожалуйста? Ты зарабатываешь кучу денег, все тебе завидуют…
– Потому что в жизни у меня осталась, похоже, одна работа. Я почти не вижу своих детей. И одному Богу известно, какой вред это наносит им.
– С детьми все в порядке. У них цветущий вид. Они обожают Сьюзи.
– И одному Богу известно, какой вред это наносит
– Такова, наверное, цена успеха.
– В таком случае я начинаю думать, что для меня эта цена слишком высока.
На мгновение Дэвид увидел пропасть, в которую вел этот разговор. Работа становилась Лиз поперек горла, она могла даже плюнуть на нее, и это как раз тогда, когда у него самого начинаются неприятности. Все, хватит, больше никакого сюсюканья, надо говорить прямо и честно. И страх заставил его быть резким с ней:
– Послушай меня, Лиз. Если хочешь вести такую жизнь, как наша, ты должна быть готова на жертвы. За вещи, которые ты хочешь иметь, надо бороться. Лиз оглядела их обставленную дизайнером спальню с огромной кроватью, накрытой покрывалом от Осборна и Литтла. Метр этого покрывала стоил 25 фунтов, а сколько стоили стулья и туалетный столик в том же стиле? А подобранные в тон обои в смежной ванной, которые по настоянию дизайнера были выбраны цвета плесени?
– Возможно, что они больше не нужны мне настолько. – Дэвид сидел на кровати и со злостью надевал туфли.
– Ну так мне они нужны! Ты всегда относилась к вещам слишком легко. Всю твою жизнь мамочка и папочка пеклись о плате за твое обучение, о машине, о каникулах, о новых платьях. А вот мои не пеклись, потому что это было им не по карману. И это заставило меня захотеть добиться всего самому. Ну ладно, пусть Конрад – дерьмо. Конечно, дерьмо. Поэтому он и начальник. Но дерьмо имеет свое применение. Ты должна научиться работать с ним, вместо того чтобы все время с ним сражаться. Уступи ему немножко, и взамен он сделает то же для тебя.
В душе Дэвид клял себя за свое лицемерие. Разве он сам уступил Логану? Нет, он захотел права считать себя честным, а вот сейчас злится на Лиз за то, что она хочет того же.
– А если я не смогу?
Дэвид на секунду вспомнил об огромных счетах по кредитам, о плате за детский сад, о жалованье няньки и уборщицы и почувствовал себя так, как, должно быть, почувствовал себя его отец, когда узнал о превышении своего кредита в банке на два фунта. Из-за этого у отца открылась язва. Дэвид знал – ему следовало бы сказать жене, что их положение не так надежно, как она думает, но он боялся, что она начнет его презирать. Добытчиком должен быть мужчина, это его дело.
– Лиз, забудь даже думать об этом! Дома ты сойдешь с ума. Ты побежишь на работу через пять минут!
– Джинни, похоже, нравится дома. И моей маме.
– А как насчет
– Я не знаю. Неужели это будет так ужасно? – Она посмотрела в его глаза и увидела там страх, как у туриста, который опасается быть втянутым в незаконную сделку назойливым иностранным торговцем.
– Между нами не было договора об этом.
– А разве мы когда-нибудь об этом говорили?
– Говорить не было нужды. Мы оба знали.
– Ну так, может быть, нам лучше обсудить это сейчас?
– Мы идем на прием. Твой прием. Ты должна будешь приветствовать всех. Не забывай, что ты большая шишка, ты самая влиятельная женщина на телевидении.
– Не забываю, – с горечью согласилась Лиз, – не забываю.
– Он считает, что я становлюсь как его мать, – в женском туалете здания «Метро ТВ» Лиз клала на губы еще один слой ярко-красной помады и наблюдала за тем, как Бритт поправляет платье. Она не видела никакой другой причины для неприязни Дэвида. Конечно, у него могли быть проблемы в связи с падением тиража, дело было, возможно, серьезнее, чем он это признавал, но раньше Дэвид никогда не позволял делам влиять на их отношения. С самой их свадьбы он взял за правило не делиться с ней своими служебными трудностями. Иногда ей хотелось, чтобы он делился. Ей была ненавистна мысль, что он страдает молча, не обращаясь к ней за помощью. Но таков был Дэвид, и она давным-давно поняла, что не надо пытаться изменить людей, их приходится любить такими, какие они есть.
И все же на сей раз ей следовало, возможно, быть более настойчивой. Все это слишком важно, чтобы оставить без внимания. Когда они вернутся, надо серьезно поговорить с Дэвидом. Если его беспокоит работа, то она, может быть, сумеет помочь ему.
Лиз убрала помаду и посмотрела на Бритт, только что надушившую волосы и за ушами. Почувствовала пряные, сексуальные оттенки «Анималь», любимых духов Бритт. Она явно что-то затевает сегодня!
Бритт заметила, что подруга наблюдает за ней. Интересно, о чем она думает? Лиз теперь всегда выглядит такой озабоченной. Она потрясающе красива сегодня, несмотря даже на то, что тревожится о Дэвиде.
– А ты действительно?
– Действительно что?
– Становишься похожа на его мать?
– Ты с ума сошла, Бритт. Конечно же, нет! Его мать – тошнотворная баба, которая сделала из себя мученицу, а потом обвинила в этом свою семью.
– И это из-за нее у Дэвида пожизненный комплекс заботы о женщинах?
– Да.
– Очень неумно с ее стороны.
– Во всяком случае, ни слова об этом Дэвиду. У него сейчас это больное место.
– Конечно, не скажу. Ни полслова.
Лиз поправила расческой волосы и направилась к двери.
Бритт бросила в зеркало последний взгляд на свое дорогое модельное платье. Она выложила за него кучу денег. Но, как говорится, деньги не молчат. Мягкое облегающее шерстяное платье шло ей идеально. Когда она была неподвижна, оно выглядело изысканным и загадочным. Когда же она двигалась, – двигалось вместе с ней, волшебным образом передавая каждый изгиб ее тела.
Как интересно, подумала Бритт. Так, значит, сейчас у Дэвида это больное место.
Еще бы не больное. Когда твоя жена собралась спуститься с высот и заделаться кухаркой, когда твой босс готов превратить твою газету в бульварный листок, кому это понравится? Да ему сейчас нужнее всего, наверное, жилетка, в которую можно поплакать.
На секунду Бритт удивилась, что он вообще оказался сегодня здесь. А потом, улыбнувшись своему отражению в зеркале, расстегнула еще одну пуговицу.