ему казалось, что все составные ответов на вопросы присутствуют, но сами ответы ведут в тупик. Главный вопрос застрял где-то внутри этого клубка, который он силился размотать уже несколько дней: убиты два человека одним и тем же способом, может быть, одним и тем же лицом и по тем же причинам, эти люди не были знакомы, и потом эта странная девушка, играющая в привидения, то появится, то исчезнет. Но где же главный вопрос? И в чем причины всей этой неразберихи? Несвязанные друг с другом события влекут за собой каскад несчастий, словно рушится карточный домик.
– Всего один звонок в ваше отсутствие, – доложил Бакконье. – Кто-то срочно хочет поговорить с вами по поводу смерти Жюльена Комбрэ.
– Фамилия? Номер телефона?
– Женщина – а это была женщина – не захотела оставить ни то, ни другое. Сказала, что перезвонит.
Если у Жардэ и оставались небольшие сомнения, то г-жа Марта Манье доказательно подтвердила, что смерть Бертрана Абади и смерть Жюльена Комбрэ взаимосвязаны. Разложив перед собой фотографии двух девочек, найденные в книжке Рембо, она не колебалась ни минуты:
– Конечно же, это она! Однако снимок на эмали, видно, был сделан гораздо позже. Здесь она совсем еще девочка. А вот вторая карточка мне ничего не говорит.
– Это неважно. – сказал Жардэ. – Первая нас интересует больше всего.
Он вдвойне оценил любезность разговорчивой старушки, не выказавшей ни недоверия, ни любопытства и, казалось, ничуть не смутившейся его присутствием и вопросами. Похоже, ей было все равно, кто он. Просто собеседник. А при ее одиночестве хочется с кем-то поговорить, и все тут. Чтобы окончательно заручиться его доверием, она вспомнила о своем девичестве, о совместной жизни с мужем – виноделом из Кро, где тот производил славное доброе винцо, о своем сыне, двадцати лет от роду разбившемся на мотоцикле.
– И, видите, в семьдесят два года живу одна-одинешенька, не калека и дом еще могу содержать в исправности.
Действительно, занавески в красную и белую клетку, чистая скатерть на столе, простая, навощенная мебель. Г-жа Манье была похожа на свой дом – умиротворенная, простая, приветливая. Словно только что сойдя со страниц романа «бель эпок»,[10] она протянула ему стакан ореховой настойки собственного изготовления:
– Отведайте, уверяю, понравится!
Вино оказалось нежным, немного горьковатым на вкус. У Жардэ вдруг вырвалось:
– Вы ведь каждую неделю ходите на кладбище… не замечали чего-нибудь необычного в последнее время?
– Разве что мальчишек, которые шалят среди могил… А вообще-то, погодите, теперь, поразмыслив, припоминаю – однажды утром, ни свет ни заря, автомобиль стоял у аллеи В, как раз против могилы Данселей. Не легковой, как в былые времена, а современный, с пластиковым верхом, вроде как у американцев, когда они высадились в день освобождения.
– Марки «меари»?
– Дьявол его разбери какой марки!
– И эта машина, по-вашему, что делала на кладбище?
– Я и сама себя спрашиваю. Какой-то мужчина сел за руль, когда меня увидел с тележкой. И так быстро поехал, что, не посторонись я вовремя, зашиб бы.
– Он был один?
– Один вроде бы. Эта… «меари», как вы говорите, была обтянута брезентом, словно по зиме, а что внутри – не разобрать. То-то я диву давалась. Не считая катафалков и грузовиков с каменщиками, такие машины не больно на кладбище увидишь. Да еще желтого цвета. И какого! На выходе я у сторожа переспросила: тот ничего не видел. И неудивительно – чудак он, отец Бенжамин. В полвосьмого – в восемь откроет кладбище и отправляется за своей газетой и чашкой кофе в Кро. Там-сям покалякает, раньше девяти его на кладбище не жди, разве что когда похороны. Да и впрямь какая работа-то сторожу на кладбище – мертвые, поди, сами себя сторожат!
Жардэ взглянул на часы. Он назначил время встречи судебной экспертизе за пять минут до закрытия кладбища, чтобы не привлекать внимания, и прозевать экспертов, не распрощавшись поскорее с говорливой, хотя и полезной старушкой. Пришлось, чтобы ее не обидеть, еще выпить ореховой настойки и пообещать прийти снова.
Экспертиза ждала его недалеко от склепа Данселей. Жардэ показал им на подозрительное пятно в правом углу.
– Взять отпечатки будет не просто, – сказал один из прибывших после краткого осмотра, – но не невозможно.
Они вытащили инструменты, необходимые для деликатной операции, и быстро сделали свое дело.
– Это кровь. Лаборатория наверняка подтвердит без труда.
Комиссар Жардэ направился к будке сторожа на случай, если тот уже запирал решетки на воротах – было уже шесть вечера, но будка оказалась пустой, а ворота открытыми.
Инспектор Бакконье поджидал Жардэ. Какие-то бумаги на столе и вид, говорящий о том, что дело на мази: блеск в глазах и улыбка на губах. Протягивая бумаги комиссару, он сказал:
– Хотя у нас еще нет всех элементов, позволяющих трубить победу, ребята сильно продвинулись. Причем по многим направлениям. Сперва одна деталь, даже если она пока никуда не ведет: деньги, которые Жюльен Комбрэ дважды клал на книжку, были в купюрах, а не в чеках.
– Скорее негатив, а?
– И да, и нет. Это подтверждает, что эти деньги – не результат какой-нибудь торговой сделки, иначе он получил бы чеки. Наши службы тем временем тщательно порылись в его вещах. Ничего особо интересного,
