что я могу вам предложить.
— Что ж, это лучше, чем ничего. Уж швейцарцам я пооткручиваю головы, они и пикнуть не успеют, — сердито выпалил Портос. При этом великан бросил красноречивый взгляд на Атоса, словно бы желая сказать: «Я бы и этим с таким же успехом пооткручивал головы, если бы не вы, любезный друг!»
— И все же я последую за вами, — твердо проговорил Атос.
Он тихо сказал несколько слов Арамису и Портосу, а затем сел в седло и поскакал за каретой, которой более никто не препятствовал следовать прежним путем.
— Входите же, господин д'Артаньян. — И король сделал приглашающий жест. — Вас я попрошу подождать в приемной, господин Дезэссар.
«Чтобы упрятать меня обратно. Дела обстоят неважно», — решил мушкетер, входя в королевский кабинет.
— Вы сами знаете, в какое тревожное время мы живем, сударь, проговорил король с некоторой надменностью в голосе, желая показать, что его слова никоим образом не должны быть истолкованы д'Артаньяном как извинения. — К сожалению, государственные интересы велят приносить в жертву интересы личные… приносить в жертву судьбы.
Судьбы не только отдельных людей, но даже судьбы наций!
Не знавший хорошенько, что делать, гасконец поклонился. Король, видимо, был вполне удовлетворен этим.
— Мое внимание продолжительное время было занято всеми этими интригами… — продолжал Людовик XIII.
Мушкетер понял, что король, в сущности, говорит сам с собой.
-..и, не видя вас все это время в помещении для дежурного офицера, на караулах… я… пожелал узнать, чем вызвано ваше отсутствие. И мне ответили, что лейтенант моих мушкетеров находится в Бастилии… — Левая бровь короля поползла вверх. — У меня недостает времени быть в курсе всех интриг и скандальных происшествий, приводящих в Бастилию, сударь. Однако я понимаю, что офицер гвардии не может угодить туда безо всякой причины.
«Хорошенькое дело, — пронеслось в голове у гасконца. — Сам подписал приказ, а теперь хочет узнать у меня причину, побудившую его это сделать. Впрочем, не будем забегать вперед. Быть может, его величество все-таки назовет ее сам».
— Вы молчите, сударь, — произнес король между тем. — Однако, если до сих пор говорил я, то теперь мне угодно послушать вас. Объяснитесь, господин д'Артаньян.
«Как вышло, что вы очутились в тюремной камере, в то время как ваши однополчане воюют? А может быть, он хочет дать мне шанс?» — подумал д'Артаньян.
— Поверьте, ваше величество, — начал он, — не проходит дня, чтобы я не мучался от этой несообразности. И нет ничего более желанного для меня, как снова присоединиться к полку.
— Но ведь в таком случае вам придется обнажить оружие против своих… единомышленников, сударь. Быть может, друзей. Во всяком случае, против одного из друзей, не так ли?
«Конечно, он имеет в виду Арамиса», — решил д'Артаньян.
— Все мои друзья всегда верой и правдой служили вашему величеству и Франции, надеюсь — будут и впредь! Что же касается моей скромной особы, то ваше величество могли не раз убедиться, что для меня нет другого долга, кроме долга солдата, другой чести, кроме чести воина. Я думал, что у вашего величества нет оснований сомневаться во мне, ни подозревать меня в чем-либо, — твердо заключил мушкетер.
И, видит Бог, он сказал чистую правду.
Похоже, король почувствовал это.
— Я знаю… да, я знаю, господин д'Артаньян, — с легким волнением проговорил Людовик XIII. — Видимо, у вас имеются влиятельные недруги?
— Увы, ваше величество. Так оно и есть.
Король с удовлетворением поглядел на мушкетера. Очевидно, гасконец вел себя именно так, как этого ожидал от него монарх. Он признал существование могущественных врагов, но не стал называть их имен, то есть сделал то, что требовалось.
— Ага? Так-так, — в раздумье произнес король. — Тогда дело начинает проясняться. К моему несчастью, в королевстве неспокойно… как, впрочем, и во всей Европе…
Все враждуют друг с другом, все хотят погубить один другого под тем предлогом, что идет война, а на войне, как водится, неизбежны потери… Вероятно, вы оказались в Бастилии именно стараниями этих ваших влиятельных недоброжелателей. Но есть возможность это исправить, господин д'Артаньян.
«Так, Кажется, ветер задул с благоприятной стороны», — заметил мушкетер.
— Все это можно исправить, — размышляя, повторил Людовик XIII, в то время как д'Артаньян задавал себе вопрос, следует ли ему еще раз поклониться королю. Он пришел к выводу, что во всем следует соблюдать меру, и поклон был отменен. «Это успеется», — решил гасконец.
— А так как я вижу главное достоинство монарха в том, что он желает примирить своих подданных друг с другом…
И способен добиться этого примирения, то я сделаю больше… Я берусь помирить вас с вашими недоброжелателями, господин д'Артаньян. Тем более что вы приобрели их на королевской службе, не так ли?
— Ваше величество, можете не сомневаться в том, что я всегда буду верно служить моему государю, скольким бы моим врагам это было бы не по душе.
Людовик снова одарил мушкетера благосклонным взором. Однако теперь королевский взгляд стал приветливее, потеплел. Королю пришло на ум, что мушкетер несколько месяцев провел в Бастилии, ожидая своей участи и томясь неизвестностью, и все это, из-за его, Людовика XIII, подписи на бумаге, подсунутой ему Ришелье в момент королевского гнева. В глазах короля д'Артаньян скорее был жертвой, чем преступником. Следовало развеять туман загадочности, который окутывал всю историю д'Артаньяна.
— Шевалье д'Артаньян, — торжественно произнес король. — Вам известно, как называют меня в народе.
— Людовиком Справедливым, ваше величество, — без задержки откликнулся мушкетер, которому в эту минуту очень хотелось верить, что король собирается оправдать народную молву.
— Так вот, я хочу одного. Чтобы справедливость была восстановлена. Я хочу разобраться. Да, я хочу разобраться в конце концов во всем этом деле. Если вы сумеете объяснить мне все эти загадочные ваши похождения в Type, которые чуть не стоили вам жизни, все эти странные происшествия с арестом дю Трамбле, с побегом из тюрьмы какого-то испанского дворянина… Все то, что так беспокоит его высокопреосвященство, даю вам слово монарха: я тут же подпишу приказ о вашем освобождении. Но помните, господин д'Артаньян, я хочу одного — правды! Всей правды!
— Я считаю за честь, что ваше величество интересует моя скромная особа, — ответил д'Артаньян. — Я с радостью расскажу все, что знаю, но смею ли я занимать время вашего величества?
— Полно, господин д'Артаньян. К чему лукавить, во мне ведь тоже есть гасконская кровь! Выкладывайте-ка мне все начистоту, сударь.
— Повинуюсь, ваше величество.
И д'Артаньян рассказал королю о том, как он попал в Тур в поисках Камиллы де Бриссар, о ночном нападении и даже о способе, к которому он прибегнул, чтобы спастись из дома опальной герцогини. Но ни словом он не обмолвился об Арамисе.
— Ага, — кивнул Людовик. — Вот оно что. А господин кардинал уверял меня, что вы чуть ли не специально набросились на его людей, чтобы дать ускользнуть от них другому мушкетеру.
И король устремил испытующий взор на д'Артаньяна.
— Но там не было никаких мушкетеров, кроме меня, ваше величество, — не моргнув глазом, ответил гасконец. — Случись в тот день, вернее ночь, поблизости еще кто-либо из полка, потери нападавших наверняка можно было бы удвоить.
Этот ответ граничил с дерзостью, но король питал слабость к военным победам своих мушкетеров, особенно если эти победы были одержаны в стычках с людьми его высокопреосвященства.
— Ну хорошо, — проговорил король. — Допустим. Но как случилось, что вы стремглав поскакали
