ни в коем случае не «пытаться разрешить ситуацию», а то «проку не будет».
Он и ходил. И дрова рубил, и печку топил, и пол мыл, и нитки мотал. Слава богу, кур рубить его больше не посылали. Зато время от времени Воеводина заставляла его лазить в подпол за банками с солеными огурцами, которые она лопала тоннами, употребляя даже с чаем.
Подпола Афанасьев боялся больше всего. Даже больше курятника и свинарника вместе взятых. В подполе было темно, холодно, пахло мышами, и чувство неволи усиливалось во сто крат. А, может, плюс к дальтонизму он начал страдать еще и клаустрофобией?
Как бы то ни было, планы побега упирались еще и в проблему внешнего вида. Куда он пойдет весь разукрашенный зеленкой и йодом, в огромных рейтузах, завязанных на пузе узлом, а также с признаками устойчивого сексуального желания?! Заявится в ближайшее отделение милиции и заявит: «Здравствуйте, я журналист международной газеты „Власть“? Представляя, что скажут ему менты, как будут загибаться от хохота, Глеб покрывался холодным потом. Пожалуй, он предпочел бы скрыть факт своего пленения, как девушки предпочитают скрыть изнасилование. Страшно представить, что напишет желтая пресса, если прознает про это. Серьезной карьере конец. Можно будет прописываться штатным шутом в дебильных ток- шоу, рассказывающих о жертвах сексуальных насилий.
Утром Луиза дала ему стакан чая и горсть сухарей.
– Ешь, миленький, подкрепляйся, сегодня работы невпроворот.
Глеб молча грыз сухари и запивал чаем. Чай был горячий, чуть сладкий, а сухари отдавали плесенью.
– Сначала нужно траву перед домом покосить, – начала свои утренние наставления Луиза.
– Я не умею! Я не косарь, я косу не умею держать! Я ноги порежу! – Каждый раз Афанасьев надеялся, что его препирательства принесут результат. Ведь человек же она, эта Мона Лиза, а его «не умею» и «не хочу» всегда действовали безотказно на женщин.
– Так кто ж тебе косу-то даст, миленький, – захихикала Луиза. – У меня газонокосилка крутая! Сел, рычажок дернул и рули себе! Она сама все сделает!
– Я не умею рулить! – закричал Глеб. – У меня прав нет!
Нервы у него стали ни к черту. Если бы не боязнь получить скалкой по лбу, он устроил бы форменную истерику с битьем посуды и швырянием табуреток. Почему-то он панически боялся управлять какими бы то ни было механизмами. А тут сразу – газонокосилка!
– Зачем права? У меня гаишников на участке нет! Я же говорю, машина сама все сделает. Не работа, а удовольствие. Я бы сама покосила, но агрегат под моим весом с места не двигается. Давай! – Она подняла его со стула за шкирку и привычно поддала коленкой под зад. – Прыгай, зайчик, на травку!
– Мне нельзя за руль! Я дальтоник! – выкрикнул последний аргумент Глеб.
– Это когда цвета путают?! – развеселилась еще больше Луиза. – Да где ты на моей лужайке светофоры видел?
– Давай я свиней покормлю, кролов почищу, кур порублю, – жалобно попросил Глеб, но был жестко направлен на выход.
– У животных стресс от тебя, – сказала Луиза, – передохнуть им надо. Дуй на косилку!
Делать было нечего. Афанасьев оседлал газонокосилку, похожую на маленький мотоцикл, завел движок, вцепился в руль и... поехал.
Неожиданно это занятие ему понравилось. Двигаясь со скоростью черепахи, газонокосилка мирно стрекотала и беспрекословно слушалась руля. Осеннее солнышко припекало затылок. Отдых, а не занятие.
Лужок перед домом был большим, поэтому можно было расслабиться и как минимум до обеда получать удовольствие, ровняя зеленую травку. Глеб закрыл глаза, подставляя солнцу лицо.
Как мало для счастья надо – минуту покоя, тепло, немного еды и отсутствие грязной работы. Знал бы он раньше об этом – жил бы с большим ощущением счастья.
Очнулся он от лязга замка на воротах. Открыл глаза и увидел, что Луиза суетливо руководит грузовиком, въезжавшим во двор.
– Сюда! Сюда! – махала она руками водителю, показывая дорогу к сараю.
В кузове у машины возвышалась огромная куча навоза. То, что это навоз, Афанасьев догадался по запаху.
– Сюда, сюда, остолоп, рули!
Водила был непонятливый, все не мог пристроить зад грузовика к нужному месту. Луиза, забыв обо всем, носилась кругами вокруг машины.
– Я тебе, гад, за что деньги плачу?
Ворота были открыты!
Ни водитель, ни Луиза не обращали на Глеба никакого внимания.
Собаки дремали возле крыльца.
Афанасьев нажал на газ, – оказалось, что драндулет может идти на вполне приличной скорости. Он повернул руль и направил газонокосилку в ворота. Метр за метром зеленой травы уплывали из-под колес. Лужайка кончилась, началась посыпанная мелкой галькой дорожка, потом пыльная деревенская улица... Он с каждой секундой удалялся от ненавистного дома.
Свобода?..
– Куда ты навоз свалил, бестолочь?! – в отдалении орала Луиза. – За что я тебе деньги плачу?! Теперь сам лопатой перетаскивать будешь!
Глеб выжимал из газонокосилки все, на что был способен маломощный движок. От стрекота разбегались в разные стороны кошки, полуголые деревенские дети, куры, мелкие собачонки и прочая деревенская живность. Пыль стояла столбом. Ворота остались далеко позади. Глеб привстал и налег на руль грудью – так в кино уносились всадники на конях.
Впереди маячил редкий лесочек. Если дотянуть до него, то считай, он спасен. В нескольких метрах от леса проходила асфальтированная дорога с оживленным движением, он это помнил. И пусть потом желтая пресса пишет, что захочет, лишь бы домой, в теплую ванну, в кровать с шелковыми простынями, и пить сладкий кофе литрами, и курить трубку, и есть, сколько влезет хорошей, вкусной, дорогой еды...
– Ушел!!! – заголосил сзади надоевший до зубовного скрежета голос. – Укатил!!! Держите его, люди добрые! Хватайте! Это брат мой двоюродный, из дурки недавно вышел! Обострение у него осеннее! Твердит, что журналист он московский! Газонокосилку за танк принял и Кремль пошел штурмовать!! Держите-е-е!!
– Ну что?! Что?!
От нетерпения Сычева дернула Таню за рукав.
– Что тебе директриса сказала? Она отдаст камни?!
– Ой, девочки! – Таня побледнела, как мел, отбросила телефон и схватилась за щеки. – Ой!!!
– Что еще?!! – Сычева схватила Таню за плечи и потрясла так, как трясут дерево, желая стрясти с его верхних веток желанные, но недоступные плоды. – Она что, отказывается отдавать твой подарок? Почему ты не предложила ей денег?! У нас теперь долларов, как грязи!!
– Да нет, деньги тут не причем, – пробормотала Таня. – Дело в том, что она этот горшочек с азалией...
– Ну?!! – заорали Татьяна с Сычевой хором.
– Отдала в детский сад, в который ходит ее маленькая дочка. В садике с сентября началась какая-то программа по озеленению и всех родителей попросили принести комнатные растения – кто какие может. Софья Рувимовна пожертвовала мою азалию.
– И камни, конечно, в горшке оставила, – прошептала Сычева и схватилась за сердце.
– И камни, конечно, в горшке оставила, – эхом повторила за ней Афанасьева.
– Как называется садик, она сказала? – тихо спросила Татьяна.
После разговора на кухне с Тарасом ей стало казаться, что все непременно закончится хорошо. Или это вьетнамская водка, настоянная на кобре, давала такой оптимистический настрой?
Тарас ушел в комнату своей бабки со словами: «Пойду спать. Надеюсь, на сегодня весь криминал
