— Подержи, — сказал он, отдавая ей велосипед.
Он достал из кармана зажимы и укрепил штаны у щиколоток.
— Влезай.
Она села боком на раму, он вскочил на седло позади нее, и поехали.
— Все-таки я куплю тебе велосипед, — сказал он.
— Ни за что! — сказала она.
— На день рождения.
— Андрюша, я категорически говорю — тогда всему конец.
— Ну почему?
— Конечно, если ты начнешь делать наперекор.
— Знаешь, сколько у меня на книжке?
— Ну и очень хорошо.
— Можно купить совсем недорого.
— Андрюша, я уже сказала.
Он замолчал.
Он ехал неторопливо, весь осторожность и внимание, и ей было приятно, что он так ее бережет.
Стоило немножко повернуть голову, и она близко видела его лицо и глаза, устремленные вперед на дорогу.
Его руки лежали на руле, Юлька была словно зажата между ними; и она чувствовала себя защищенной со всех сторон этими сильными молодыми руками, открытыми до локтя, в золотистых волосиках и желтых крапинках веснушек по розовой коже.
Плыли мимо дома, деревья вдоль тротуаров, прохожие, киоски, маленькая девочка в красном платьице, прыгающая через веревку («хорошо прыгает!»), милиционер, дирижирующий палочкой («жарко ему в перчатках!»). Шумно проехала, обгоняя велосипед, пятитонка, долго мелькал рядом ее длинный борт, нагретым железом и бензином дышало в лицо.
Это был новый район, со дня закладки первых домов не истекло и четверти века. Кончились дома — асфальтовая дорога протянулась в зеленый простор.
— Здесь будет наша улица, — сказал Андрей.
В отдалении вырисовывались на небе высокие краны. Юлька посмотрела на один кран — он повел рукой в лазури; посмотрела на другой — и тот торжественно отвел руку, будто приглашая приблизиться.
— Который отсюда наш кран? — спросила Юлька.
— У нас уже нет крана, — ответил Андрей с гордостью. — У нас уже идут внутренние работы.
Асфальтовая дорога скрестилась с грунтовой. Послышался гул. Резко закричал сигнальный рожок. Колонна машин двигалась наперерез. Андрей соскочил и остановил велосипед.
Пламенно запахло смолой. Машины прошли с рокотом и грохотом, и там, где они прошли, осталась блестящая черная гладь, пышущая жаром. Как будто конец черной ленты приложили к серой ленте, подумала Юлька. И такая же лента стала разворачиваться там, куда пошли машины. Две асфальтовые трассы скрестились среди трав.
— Силища! — сказал Андрей.
Поехали дальше. Чем ближе к стройке, тем больше разных вещей на дороге и по сторонам ее.
Чернел котлован, около него навалены металлические конструкции, доски, балки, серые плиты.
За котлованом сарайчик, у сарайчика машина с железным грузом.
Барак с вывеской: «Столовая».
Трансформаторная будка с черепом.
И еще штабеля серых плит разных форм и размеров; красной краской на плитах крупно написаны цифры.
Уже хорошо видно, что делают люди на доме, который строится подальше котлована, и что делает кран.
Кран низко опускал трос; человек, стоявший на земле, прикреплял к тросу плиту с красной цифрой; трос укорачивался, плита уходила вверх, висела, примеряясь, и осторожно опускалась на стену строящегося дома, а там люди руками помогали ей стать как нужно.
В плитах прорезаны окна, с рамами, только без стекол.
Было три этажа, три ряда окон, и уже — окно за окном — четвертый нарастает этаж. И высоко стоят строители.
— Как будто из кубиков складывают, — сказала Юлька.
Один из строителей в ожидании крана похаживал по стене и покуривал. Он был совсем молодой, моложе Андрея. И крановщица в будке молоденькая, и тот парень в майке, что прикреплял плиту к тросу. Сзади из выреза майки выползал синий краб.
Неподалеку прогуливалась, спотыкаясь о кочки, девушка под клетчатым зонтиком.
«Тоже пришла посмотреть, как мы», — подумала Юлька.
Прогуливаясь, девушка с зонтиком подошла к татуированному парню и что-то ему стала говорить. И крановщица что-то сказала, высунувшись из будки, и дала девушке с зонтиком бутерброд, с колбасой, кажется.
— Она тоже здешняя, — сказала Юлька, оглядываясь на них. — Как она называется? Прораб?
— Вряд ли, — сказал Андрей. — На прораба не похожа. Вот наш дом.
Они приехали.
Юлька сошла наземь и одернула юбочку.
Их дом был построен, восемь ярусов окон смотрели на них мутными, еще немытыми стеклами.
Где-то за домом, невидимая, ужасным голосом завизжала электрическая пила. А когда она замолчала, из дома стало слышно звонкое постукивание молотка по металлу.
— Я думаю, нам тут будет хорошо, — сказал Андрей.
— Конечно, хорошо. А ты уверен, что именно этот дом?
— Определенно. Специально молодежный дом.
— Интересно, которое наше будет окно.
— Интересно.
Их пальцы соединились на секунду и разжались снова.
— Я тебя люблю, — сказал он.
— Тшшш… — шепнула она. — Андрюша, а войти туда можно? Здесь нигде не написано, что вход воспрещается.
— Войдем, — сказал он, ставя велосипед к стене.
Они несмело вошли. Светлая лестница была густо заляпана сырым мелом. Наверху ударил по металлу молоток, звук сгустился, разросся и заполнил дом.
— Паровое отопление налаживают, — сказал Андрей.
Он не был в этом убежден, но как можно упустить такой случай показать свою мужскую осведомленность.
— Не поскользнись, — предупредил он, придерживая Юльку под руку.
Вверху ходили ноги и гулко раздавались голоса. Лестница усиливала звуки, как рупор. Львиный бас звал: «Фесенко! Фесенко!» И опять, после паузы: «Фесенко!» Звонкий тенор закричал изо всей силы: «Да где ж Фесенко?!» — словно у него наконец лопнуло терпение. По перилам сидя скатился подросток в кепке, надетой козырьком назад. Юлька подумала, что он и есть Фесенко. Но это оказалось не так, потому что подросток, выскочив на улицу, засвистал в два пальца и тоже стал кричать: «Фесенко! Фесенко!»
— Ось Фесенко! — радостно зарокотал бас наверху.
— Вот Фесенко! — отозвались другие голоса — будто эхо покатилось.
— А пошлите его ко мне, — раздельно и ядовито сказал звонкий тенор. Дайте-ка сюда Фесенко!
— Пошли назад! — быстро сказал Андрей.
— Почему? — удивилась Юлька.
— Сейчас они будут ругать Фесенко, — сказал он и, держа ее под руку, помчал вниз. Домчавшись, Юлька рассердилась:
