В а с я. Да, конечно, нужно...
М а н е ч к а. Он там один...
В а с я. Один, да... Я тоже один.
М а н е ч к а. Это нельзя равнять. Вы человек холостой, найдете хорошую девушку, женитесь...
В а с я. Найду, конечно. И женюсь, безусловно... Но это будет не то.
М а н е ч к а. То, Вася, то самое!
В а с я. Нет. Не то самое. Конец, значит...
М а н е ч к а. Какой же конец, когда и начала не было...
В а с я. Конец дурацким фантазиям... Марья Ивановна! Вы мне поверите, если я что-то скажу? Марья Ивановна! Я все-таки очень, очень рад, что ваш муж нашелся, и что вы рады, и что вы будете вместе. Верите мне?
М а н е ч к а. Верю, Вася.
В а с я. И если бы между нами получилось что-нибудь такое... я бы вас тогда меньше уважал. Верите мне?
М а н е ч к а. Верю. (Молчат.) Пойдемте обедать, а то не успеем.
З и н а. Вася! Вы, Вася, по-моему, хороший человек. Извините, что я с вами грубо говорила.
В а с я. Ничего... (Уходит с Манечкой вверх по лестнице.)
З и н а. И здесь не дают заниматься. Ток, сила которого не зависит от разности потенциалов... (Вскакивает.) Валька!
Г о л о с В а л ь к и. Я уже иду!
З и н а. Я не слышу!
Г о л о с В а л ь к и. Я идууу!
З и н а. Орет, как сумасшедший. (Садится. Входит Валька с плетеной сумкой.) Почему ты сразу не явился, когда я тебя звала?
В а л ь к а. Я шел в магазин.
З и н а. Ты, кажется, помешался на магазине.
В а л ь к а. А я хотел взять печенки, себе и вам. А ее уже нет. (Опрокидывает сумку.) Пусто!
З и н а. Была печенка?
В а л ь к а. Была с утра.
З и н а. Я не знала... Почему ты всегда возишься то с мозгами, то с печенкой? Ты, наверно, плохо учишься.
В а л ь к а. Нет, ничего. Меня хотят послать в консерваторию.
З и н а. Так ты хорошо играешь?
В а л ь к а. Говорят...
З и н а. И можешь сыграть какие угодно ноты?
В а л ь к а. Какие угодно.
З и н а. Вот так, положить их перед тобой - и сыграешь?
В а л ь к а. Сыграю.
З и н а. А ты не врешь? Ну, хорошо. А нотную бумагу ты мне достал?
В а л ь к а. Опять нотную бумагу?
З и н а. Мне нужно.
В а л ь к а. Что вы с ней делаете, мне интересно.
З и н а. Тебе что - трудно сбегать на толкучку?
В а л ь к а. Сбегать! За шесть километров... Достаю, достаю...
З и н а. И еще надо достать. Обязательно, Валечка, надо.
В а л ь к а. А если опять не будет на толкучке?
З и н а. Другой раз сбегаешь.
В а л ь к а. Ладно. (Смотрит в окно.) У вас тут хороший вид. Знаете, сколько на солнце? Двадцать градусов.
З и н а. В Москве больше. В Москве уже трава зеленая. Мы, наверно, не будем жить в Москве.
В а л ь к а. Вам жалко?
З и н а. Не очень. Здесь тоже хорошо.
В а л ь к а. А я поеду учиться в Москву. В московскую консерваторию. А вы куда пойдете учиться?
З и н а. А я пойду... Вон по той дороге я пойду. Туда за Волгу, в лес. Ах, солнце разморило, до чего заниматься не хочется!
На площадку поднимается Е л ь н и к о в.
В а л ь к а. Здравствуйте...
Е л ь н и к о в. Что это вы здесь?..
З и н а. Я тут готовлюсь к экзаменам.
Е л ь н и к о в. Здесь сыро. Простудитесь.
З и н а. Ничего не сыро, вон как солнце нагрело...
Е л ь н и к о в. И грязно.
З и н а. Это просто паутина. В комнатах хуже: пеленки, примус.
Е л ь н и к о в. Это что - физика?.. А вы, Валя, почему не были сегодня в школе? Я думал, вы больны.
В а л ь к а. Александр Андреич, скажу по совести, не интересует меня ваш предмет. Я хочу играть, а теории эти разные...
З и н а. А посмотрите, Александр Андреич, как хорошо из окна. Какая земля большая, сколько дорог - и туда, и туда... А Волга!.. Можно по дорогам пойти, можно по Волге поплыть, далеко далеко... (Молчат.) Манечка уезжает к мужу. (Молчат.) Война кончится, попрошу папу, чтобы поехать на пароходе по Волге, так хочется...
В а л ь к а. Я ездил, когда был маленький.
З и н а. Маленькому не так интересно... Валька, вон твоя мама. Она тебя ищет. Определенно. Она тебе машет.
В а л ь к а. Ничего подобного, это не она.
З и н а. Определенно она! Иди! (Кричит вслед.) Не забудь про бумагу! (Валя уезжает вниз по перилам.) Вы не спали опять. У вас больное лицо.
Е л ь н и к о в. Заинька, раз и навсегда прошу не говорить об этом, надоело, наконец... (Уходит вверх по лестнице.)
З и н а (одна, тихо). Сердитесь. Вам нужно на кого-нибудь сердиться. Сердитесь на меня. (Целует свою руку.) Я вас люблю.
До поднятия занавеса слышится Третья баллада Шопена в исполнении фортепьяно. Занавес поднимается над уголком парка на берегу реки. Весна. Сумерки. Радиорепродуктор укреплен на дереве; передача Шопеновой баллады заканчивается. Е л ь н и к о в и З и н а.
Е л ь н и к о в. Нравится?
З и н а. Не особенно.
Е л ь н и к о в. Почему не особенно?
З и н а. По-моему, как-то слащаво.
Е л ь н и к о в. Слащаво?
З и н а. По-моему, да.
Е л ь н и к о в. Ни черта вы, девочка, не понимаете.
З и н а. Честное слово, по-моему, после Прокофьева и Шостаковича...
Е л ь н и к о в. Ах, после Прокофьева и Шостаковича! А что именно вам нравится у Прокофьева и Шостаковича? Ну? Назовите. Ну, что вы слышали Прокофьева?
З и н а. Вы, Александр Андреич, обращаетесь со мной, как будто я какая-то маленькая.
Е л ь н и к о в. Я спрашиваю: что вам нравится у Прокофьева и Шостаковича?
