«А что же с нашим домом?! Если они сожгли Шоу…» И тут же перед ее глазами предстал ответ – груда почерневших от огня развалин на месте старой фермы.
– Поэтому я и не хотел вас сюда везти, – бормотал старый негр. – Ваш-то дом спалили самым первым…
Китти схватила его за плечо и заставила натянуть вожжи, чтобы остановить фургон. Натан не пытался ее удерживать. Она спустилась на землю и, как сомнамбула, побрела вперед, к тому страшному, черному, что было когда-то ее родным домом. Поджигатели не пощадили ничего. Выжгли даже поля и лес, вплоть до самого болота. Ничего, ничего у нее не осталось.
– Почему… почему ты молчал, Натан? – Глаза нестерпимо жгли горькие слезы. Она физически ощущала накативший вал отчаяния и одиночества, затопивший измученную душу. – Зачем ты так стремился притащить меня домой?! Чтобы показать вот это?!
– Чтобы ты своими глазами смогла убедиться, что прошлому нет возврата, Кэтрин. – Она не сопротивлялась, когда Коллинз положил руки на ее плечи, развернул лицом к себе и заговорил ласково, утешительно: – Ты должна была своими глазами увидеть, как обошлась война со всеми нами. Я искренне сожалею о том, что наделал и наговорил. Но тебе необходимо было вернуться сюда и посмотреть, как выходки твоего отца уничтожили ту жизнь, которая, как тебе казалось, все еще у тебя остается. Но ее давно нет. Она закончилась. И тебе некуда деваться, и придется заново пересмотреть всю свою жизнь. И когда кончится война, когда мы наконец победим, вот тогда мы сможем пожениться. – Он подумал и продолжил: – Мне придется немедленно вернуться в Ричмонд за новым назначением. Но прежде мы вместе отправимся домой – там ты сможешь дождаться окончания войны. О тебе есть кому позаботиться.
– Моя мама, – простонала она, внезапно вспомнив. – Где моя мама?..
– Это еще одно позорное пятно, с которым тебе придется смириться, – брезгливо заявил он. – Ей уже ничем не поможешь, Кэтрин. Она там, позади, в городе, она проститутка и пьяница. А теперь послушай меня. Я готов сделать попытку забыть прошлое и простить твои грехи и грехи твоих родителей. И я даю тебе возможность начать все заново, но только при условии, что ты станешь послушной и покорной. Сейчас мы вернемся в фургон. Держи голову выше и не оглядывайся. Иного пути нет.
А Китти все глядела и глядела на черные, пустые поля. Это была земля ее отца. В ней заключались все его мечты и надежды. В ней состояла вся его жизнь, пусть даже она и не задалась из-за сварливой, вечно всем недовольной жены. Земля принадлежала отцу. А теперь она разорена. Ее, Китти, лишили всего. Теперь у нее нет ни дома, ни земли, ни родины. Они лишили ее всего!
– Идем же в фургон, – терпеливо, словно с ребенком, заговорил Натан. – Вот, возьми меня за руку. Ты совсем устала после поезда. Мама сразу уложит тебя в постель. Идем же, идем отсюда. Все кончено, Кэтрин. Мы обо всем сможем поговорить с тобой завтра.
Набрав в грудь побольше воздуха, она обратила на него всю ярость загнанного в угол зверя:
– Напротив, мне очень даже нужно почаще оборачиваться назад, Натан, чтобы не забывать, что сделали со мной и с отцом ты и тебе подобные! Переступить порог твоего дома? Жить с твоими родными? Ждать тебя с войны? Стать твоей женой? Ну уж нет, благодарю покорно, мне ничего этого не нужно!
– Кэтрин, ты нездорова…
– Нет, я совершенно здорова, – толкнула она протянутую руку. – Более того, никогда раньше я не ощущала такой силы духа, как сейчас! Она-то мне и понадобится, чтобы продолжать жить. А ты мне не нужен, Натан! Мне вообще никто не нужен!
Она повернулась и побежала прямиком через поле, спотыкаясь о корни и рытвины, в сторону дороги на Голдсборо. Натан кричал что-то вслед, но она так и не обернулась.
Глава 33
Третий полевой госпиталь, где работала Китти, был не таким ужасным местом, как госпиталь Чимборазо в Ричмонде. Ведь сюда поступали солдаты, которым уже оказали первую помощь в прифронтовых госпиталях. Здесь же они проходили курс лечения, после которого либо возвращались в строй, либо отправлялись на родину.
Рассеянно глядя на золотисто-алую крону по-осеннему прекрасного дерева, Китти думала про свою мать. До сих пор становилось не по себе от одного воспоминания об их встрече в просторном холле городской гостиницы. Расставшись с Натаном, Китти прошла большую часть пути пешком, пока возвращавшийся в город возница не подобрал ее на дороге. И Китти сразу же решила отыскать Лину.
И нашла ее, пьяную, развалившуюся на стойке бара, в окружении каких-то оборванцев. Китти не верила своим глазам: ее мать, одетая в поношенное алое платье с вызывающе низким вырезом, бесстыдно обнималась с одним из мужчин. Ее громкий, резкий смех разносился по всему холлу.
– Лу, прошлой ночью ты дал мне пятерку и управился всего за час, – распиналась Лина. – А теперь ты, Зеб, дал десятку и тоже не задержался надолго. Этак я заработаю кучу денег и потрачу совсем мало времени!
Раздался грубый хохот.
Но тут кто-то увидел Китти, и в холле все стихло, а глаза присутствующих обратились к дверям. Лина, поглощенная выпивкой, не сразу поняла, в чем дело. Со стуком опустив стакан на стойку, она обернулась – и побелела как мел при виде стоявшей на пороге дочери.
На миг Лина застыла, а потом, скривив лицо в какую-то невообразимую маску из жалобных морщинок, заковыляла к двери, бормоча:
– Моя детка… моя малышка, я-то думала, тебя убили… – Лина покачнулась, и Китти едва успела подхватить мать и удержаться на ногах с таким грузом. Кто-то услужливо подскочил и помог пристроить заливавшуюся слезами женщину в первое попавшееся кресло.
– Думала, тебя убили… – снова и снова рыдала Лина. Китти стояла неподвижно, молча глядя на мать. Стало быть, это правда. Ее мать спилась и стала проституткой.
– Я чуть с ума не сошла… считала тебя мертвой… и про твоего отца ничего не слышно… и ничего у меня не осталось. Эти ублюдки спалили мой дом… все из-за проклятой войны… ничегошеньки не осталось… – Рыдая, она совсем поникла головой, но вскоре подняла глаза на человека в белом переднике за стойкой бара: – Джо! Налей-ка еще стаканчик. Нынче мне без этого не обойтись!
