Я не побоюсь ошибиться, но любой более или менее взрослый человек, живущий в гуще российской жизни, встречался с этим феноменом. Есть, есть эти «разные русские». И что характерно, промежуточных, переходных типажей очень мало. Либо те, либо эти. Впору будет сказать, третьего не дано.
Насколько я знаю, это явление не исследовано учеными. Среди русского народа изучают расовые подтипы, региональные этнокультурные особенности, социальные типажи и т.д. и т.п. Но, сталкиваясь с описанным выше феноменом почти каждый день в жизни, никто не обратил на него внимания в теории.
Между тем, эти «разные русские» присутствуют и среди одних и тех же расовых типажей, и во всех регионах и во всех социальных слоях (за исключением самых паразитарных, где преобладают люди, говоря в терминах нашего примера, из первой бригады).
Поэтому настала пора наконец сказать, что русский народ не един. В нем одновременно сосуществуют два совершенно разных народа. Первый, ленивый, безынициативный, ненадежный, лакейски относящийся к любой власти, склонный к демагогии, часто грубый и агрессивный с заведомо более слабыми, и тоже часто, но, впрочем, не всегда, завистливый. И второй, трудолюбивый, надежный, аккуратный, инициативный, скептически относящийся к любой власти, живущий своим умом, не агрессивный, но способный на отпор, чуждый зависти (как правило).
Сосуществование этих двух народов в качестве одного приводит к массе непонятных на первый взгляд явлений. И к непредсказуемости в поведении всей русской популяции в целом.
А попытки создать некое единое русское национальное политическое движение, или русскую идеологию терпят крах. Ибо непонятно, в интересах какого народа надо вести политическую и идейную борьбу.
Совершенно ясно, что мы имеем некоторый аналог Югославии, где единый в этногенетическом отношении народный массив, разделен на три разный народа – сербов, хорватов, боснийцев.
И эти народы отделены друг от друга самой глубокой пропастью, пропастью цивилизационной.
Но в нашей ситуации «русские европейцы» (а упомянутая в нашем примере вторая бригада вела себя вполне по-европейски), которых можно назвать некоторым аналогом хорватов (хотя эта аналогия и не совсем точна), не имеют собственной этнической самоидентификации.
Они вынуждены жить и бороться за свои интересы в рамках политических, культурных и идеологических моделей, свойственных большинству – «русским сербам», или «русским евразийцам».
И единственной пока испробованной возможностью бороться за свои идеалы были попытки как-то скорректировать в свою пользу, в общем-то, чужие и чуждые схемы жизни (и реальной, и интеллектуальной).
Вопрос о «русских европейцах» между тем, ставился давно. Но, как правило, не в такой плоскости. К «русским европейцам» причисляли некоторые прослойки верхнего и городского среднего класса, которые стремились устроить свой собственный быт и собственную культуру по-европейски. И, кроме того, в стиле догоняющей модернизации периодически по возможности организационно и технически обновлять некоторые отрасли хозяйства и управления.
Мы не будем здесь рассматривать этот вопрос. Ибо это внутренние проблемы верхушки, не имеющие к большинству народа никакого отношения. Тем более, что привилегированные поклонники европейского быта (для себя) зачастую в политике и культуре оставались все теми же евразийскими хамами. Злобными, агрессивными, поверхностными, надменными к нижестоящим. А, главное, не имеющими никакой связи ни с какой частью народа, как такового. При этом они даже не понимали, что невозможно создать устойчивую «островную культуру западного стиля» в море азиатчины и византийщины.
Но, повторяем, нам эти проблемы не важны. Это проблемы верхов. И, обращаясь к югославской аналогии, это напоминало бы разборки в союзной верхушке сербских и хорватских землячеств.
Но к чему нам эти разборки в верхах, когда «русские хорваты» не имеют собственного народа?!
Не в верхах нам надо разбираться, а сверху до низу. И, прежде всего, именно в низу, в основании народной пирамиды.
«Русским хорватам» пора осознать себя отдельным народом, который будет монолитным по своим социально-психологическим стереотипам. В этот народ войдут и простой деревенский житель, который единственный на всю деревню, упорно чистит снег и убирает улицу перед своим домом. И надежный, ответственный сантехник или строитель. И искусный добросовестный автомеханик. И умелый специалист (инженер, врач, преподаватель), обладающий высоким профессионализмом и блюдущий (совершенно без шкурного интереса) корпоративную честь. И предприниматель, упорно пытающийся сохранить свой бизнес под прессом ментовско-чиновничьего рэкета. И интеллектуал и политический боец, умеющий без ошибок отличать «своих» и бескомпромиссно воевать за их интересы.
Впрочем, я был бы не прав, если бы был слишком категоричен, утверждая, что я первым поставил вопрос о «других русских». В том или ином виде эта идея смутно проявлялась и в русском буту и в русской идеологии.
Так что я просто формулирую эту идею несколько четче и системней.
Вдумаемся, разве русские староверы не осознавали себя фактически иным народом? Здесь было бы не уместно разбирать этот вопрос подробно. Но люди, даже брезгующие пить из одной посуды со своими якобы «соотечественниками», разве не отделяют себя от них именно в этническом (а может даже неосознанно в биологическом) плане?
Я сам в своей экспедиционной практике не раз встречался со староверами и могу сказать, что по стереотипам поведения и даже внешне они сильно отличаются от основной массы остальных русских.
Более того, их отличают и внешние контрагенты. Так, в Азии меня не раз спрашивали: «Ты русский или уралец». Оказывается уральские казаки-староверы, сосланные в те места в незапамятные времена, русскими себя не считали.
Но проблема «других русских» не раз ставилась, вернее «зондировалась» и в литературе. Причем, даже в последние годы. Например, в романе «Скифы» известного автора фэнтэзи Ю. Никитина. Или в романе «Враги» Д. Шидловского.
Впрочем, поразительно, а вернее, вполне закономерно, что эти произведения, несмотря даже на довольно приличные тиражи и известность авторов, замалчиваются.
Видно тема весьма неудобна для многих. Причем, отнюдь не только для имперских патриотов.
Так что подобные идеи подспудно тлеют в толще общественного сознания. Однако, они не могут
