на подоконник, король любовался яркими красками осенних цветов и пел. Фокс не знал, почему это показалось ему удивительным.
Генрих любил музыку, хорошо пел и имел все основания быть счастливым. Его наследник здоров, а жена постепенно поправляется после родов. Более того, женщина не может быть причиной его беспокойства. Весь двор знал, а вскоре и вся страна узнает, как Элизабет льнула к нему. И было неприлично нарушать его покой своими проблемами. Фокс поддался было искушению оставить Генриха наедине с его радостью, но король ждал его, и, по правде говоря, проблемы не станут менее серьезными, если их отложить.
– Ваше Величество.
Генрих обернулся с улыбкой.
– Входи, входи, мой маленький Фокс.
– Я пришел побеспокоить вас, Ваше Величество.
– Ты ошибаешься. Ничто не может беспокоить меня. Ты в силах заставить меня работать, но беспокоиться – нет.
– Надеюсь на это. Во-первых, Ваше Величество, вам необходимо вернуться в Лондон. Продолжает расти вражда между Бретанью и Францией. Обе страны требуют вашей поддержки, и Мортон не может больше лавировать между ними.
– Прокляни, Господь, Францию и всю ее жадность. Они заглатывают одно герцогство за другим, пока вся Европа не станет одной большой Францией. Они захватывают беспомощного старика и двух девочек, – ни милосердия, ни справедливости, одна только жадность.
– Мы не можем позволить себе обрести врага в лице Франции, Ваше Величество. К тому же регент Анна имеет причину для недовольства. Герцог Фрэнсис предоставил убежище герцогу Орлеанскому, которого изгнала Анна.
Генрих вздохнул.
– Да, знаю. Я бы не хотел, чтобы Фрэнсис был менее добр, потому что, возможно, в этом случае я не был бы жив и определенно не был бы королем. Но все равно глупо с его стороны давать Франции повод к войне. Нет, не начинай мне рассказывать о том, какую пользу он надеется извлечь из герцога Орлеанского. Ему бы следовало видеть, что… Хорошо. Я еду. Возможно, есть какой-то способ спасти Бретань, но боюсь, что… Я могу сделать не более того, что в моих силах. К тому же, как ты сказал, у меня нет никакой возможности бросить вызов Франции.
– Есть кое-что похуже.
– Да, Ричард, я знаю, – усмехнулся Генрих. – Мы настолько хорошо знаем друг друга, что я не верю, что ты мог считать войну между Францией и Бретанью достаточной причиной для моего беспокойства.
Тем не менее Фокс не решался говорить. Он знал, к своему огорчению, насколько неестественно Генрих относится к смерти по политическим мотивам. После восстания на севере братья Стаффорды были схвачены. Не было никаких сомнений в том, что они виновны в измене. Они подняли вооруженное восстание против своего короля. Но совету потребовалось яростно спорить на протяжении долгой ночи, а герцогу Бэдфорду даже умолять своего племянника, стоя на коленях, чтобы убедить Генриха отдать приказ о смертной казни. Но даже таким образом они не смогли заставить его приговорить к казни младшего брата, который, по мнению Генриха, заблуждался. А в день казни приговоренные выглядели спокойнее короля. Не то чтобы Фокс собирался теперь просить смертной казни для кого-либо. Просто следующий вопрос был очень чувствительным для Генриха.
– Ну, маленький Фокс? – подтолкнул Генрих.
– Внезапно возникло много разговоров вокруг графа Уорвикского, сир.
Лицо короля потемнело. Он чувствовал угрызения совести за то, что держит этого ребенка в тюрьме, но вместе с тем не осмеливался освободить его. Даже в укромном и хорошо охраняемом месте Уорвик будет представлять для Генриха крайнюю опасность. Если бы этот ребенок оказался на свободе или попал в руки врагов короля, людей из Йорка, то восстание, которое он так легко подавил, могло бы стать для него реальной угрозой.
– Что говорят?
– Что вы станете теперь другим Глостером, что у вас есть собственный сын, и вы убьете мальчика.
– Убью? Я?
Фокс отпрянул от этой внезапной вспышки гнева.
– Ваше Величество, кто знает вас, не поверит в подобные вещи. Более важно, кто пустил этот слух и с какой целью.
Фокс почувствовал страх перед холодной ненавистью, которая была написана на лице короля, хотя и знал, что эта ненависть относится не к нему.
– Такому проницательному уму, как твой, не нужно делать много усилий, чтобы найти ответ, – сказал Генрих с таким спокойствием, что Фокс почувствовал себя еще хуже. – Есть ли прямые следы, ведущие от слухов в Лондоне к этому месту?
– Нет, прямых нет.
– Не пытайся успокоить меня двусмысленными словами и не заставляй меня произнести то, что ты должен сказать мне.
Фокс поклонился ему, признавая правильность упрека.
– Когда мы обнаружили источник слухов, оказалось, что он действительно во дворе. – Генрих отвернулся, но изучал Фокса знакомым косым взглядом. Его голос дрогнул. – Люди оказались связаны… некоторым образом с… с придворными дамами.
– Другими словами, которые, кажется, давят тебе на язык, с моей женой.
– Ее Королевское Величество! Нет!
